Довольно ли сего? Закончим ли только что начавшуюся беседу этим кратким и как бы должностным извещением?..
Полный пытливого внимания, взор ваш как бы приглашает нас к продолжению беседы. Кающееся сердце жаждет слова участия. Оно и достойно участия, достойно именно такого слова, в котором всего более оно имеет теперь нужду и которого, однако же – не скрою, – оно, может быть, всего менее ожидает… Не показывает ли участия к человеку тот, кто поражает или по крайней мере обнаруживает пред ним самого опасного врага его? Без сомнения. Так сделаем и мы. У доброго покаяния есть, на первый взгляд, два врага. Вот первый из них! Иерусалиму, призываемому к покаянию, сказано было некогда от имени Божия: «Омый от лукавства сердце твое; Иерусалиме, да спасешися» (Иер 4: 14). Что пригодно было Иерусалиму тогда, то пригодно и нам, теперешним, хотя и временным его обитателям. Мы тоже собираемся омыть сердце свое покаянием. Итак, что же? Нет ли и в нашем сердце требующей омовения скверноты такого же ненавистного Богу лукавства? Не знаю, как кто назовет хоть следующее рассуждение человека, идущего на исповедь: «Покаяться необходимо нужно. Но каяться перед тем, с кем встречаешься ежедневно, неловко. Сделаю так: найду духовника, который меня вовсе не знает и после исповеди никогда не увидит». Что примечается в подобном рассуждении? Не похоже ли оно на противозаконную сделку с совестию? В нем как бы слышится из-за каждого слова вот какая мысль: «Исповедуюсь, но не покаюсь». Бывает и иначе. Желающий покаяться рассуждает таким образом; «Исповедаться надобно. Но объяснить всего на духу невозможно. Что же сделать? Найду духовника какого-нибудь простенького, или недужного (например, давно оглохшего), или чем-нибудь слишком занятого, или, еще лучше, известного своею рассеянностию и скорым исповедыванием, а еще и того лучше, – мало разумеющего мою речь…» Что сказать и об этом рассуждении? Оно похоже, кажется, уже на богопротивную сделку с самим Таинством, – все равно как бы кто так говорил: «Достану прощение, а не исповедуюсь». Вот как лукавствует иногда сердце! И горе тому, кто не ищет обличить его!
Зная, с кем и для чего мы ведем беседу, мы не неуместным находим заметить, что иное дело «сходить на дух», как мы выражаемся иногда, иное «исповедаться» и совсем иное «покаяться». Сходить только на дух значит побывать, постоять у аналоя, пред духовником, и ничего не сделать. Исповедаться на духу значит признать и объявить себя грешником, – и этим сделать половину дела. А, исповедавшись, покаяться, т. е. осудить себя на стыд и казнь, переменить образ мыслей и жизни – худший на лучший, – значит исполнить все, чего требует Таинство. Пусть кто хочет размыслит о нашем различении вещей сходных; а мы повторим его кратце: 1) от своего отца идти к чужому значит, большею частию, лукавить; 2) достать разрешение грехов нельзя ни хищением, ни обманом, ни, так сказать, ненароком, как бы с ветру; 3) насколько кто раскаялся, настолько и оправдался пред Богом. Верьте сему! Бог поругаем не бывает, никакое лукавство не скроется от Него.