— А какой у Трои дар? — любопытная Анфиса все же не выдержала и задала вопрос, который долгое время крутился у нее на языке.
Эридан призадумался, будто бы взвешивал, стоит ли нам рассказывать.
— Троя — один из примеров, когда пробуждение приносит владельцу больше несчастья, чем пользы! Я не уверен, что имею право говорить об этом. Надеюсь, когда она очнется, сама все расскажет!
«Ну вот, одни загадки! Эй, подсознание! — позвала я. — Троя ведь проснется?»
«Пока не вижу! — в интонации мелькнула грусть. — Если увижу — скажу!»
— А жизнь – это серьезно?
— О да, жизнь – это серьезно! Но не очень…
Льюис Кэррол
Зельевар не спал уже третьи сутки, и его организм уже устал требовать от хозяина хотя бы какое-то подобие сна. Все, благодаря чему еще держался Глеб, можно было описать тремя словами — упрямство и взбадривающие микстуры. Последние в лошадиных дозах.
Уже несколько раз за магистром пытался прийти Арвенариус и уговорить того поспать хотя бы пару часов, но где там.
Глеб плотно оккупировал библиотечную территорию, окопался в сотне свитков, книг, фолиантов, и все это ради одной цели — понять, что же произошло с Троей.
Ее лечащий врач еще при первом осмотре верно подметил — ни на одну более или менее известную болезнь симптомы не походили. Признаться, у Глеба была догадка, но он старательно выметал ее из мыслей. Ибо ничего хорошего она принести не могла. Если зельевар, не приведи Господи, прав... То Трое уже ничем не поможешь.
И поэтому Глеб искал, рыл носом, перелопачивал тонны литературы, исследований, научных трудов, все ради того, чтобы найти хоть крупицу информации, малейший намек, который прольет долгожданный свет...
Но все без толку!
Очередной свиток был отброшен к дальнему краю стола.
Может быть, он не там ищет? Может быть, поиски следует продолжить где-то еще?
Тряхнув головой, магистр вновь скинул с себя оковы упрямого сна. Десять минут назад он выпил очередной флакончик с микстурой, и она вот-вот подействует — подарит еще восемь часов бодрствования.
Надо сказать, вид у зельевара был не из лучших. Если бы сейчас его увидела Эля, ей бы стоило немалых трудов опознать в осунувшемся, резко похудевшем и обросшем щетиной человеке своего преподавателя.
От образа идеального Аполлона, коим зельевара окрестили курсантки-иномирянки, осталась лишь память... Теперь магистр напоминал в равной степени как сумасшедшего ученого, так и обычного, среднестатистического московского бомжа. Разве что серебристый плащ немного разрушал образ последнего.