- Привет, - не шевелясь, парламентер
перевел на меня глаза, спрятанные за стеклами противогаза, - ты
Саша?
- Да, - кивнув, я уселся на один из
стульев на трибуне.
- Не боишься меня? - он перевел взгляд
на лежащий перед ним автомат.
- Если захотели убить, нашли бы
способ, - разминая ноющую ногу, я смотрел на все так же
неподвижного “черепа”, - что вам от меня нужно?
- Пришел тебе привет передать, - все
тем же мертвым голосом произнес парламентер, - от
профессора…
Задохнувшись от удивления, я впился
взглядом в бездушные глаза “черепа”.
- Что ты сказал? - дрожащим от
напряжения голосом зарычал я, привстав на ноги.
- Привет тебе от профессора, - как
будто не замечая моей реакции, произнес парламентер, - просил
передать, что скучает по тебе.
В глазах потемнело, и я рухнул на
стул, пытаясь унять дрожь в коленях. Все-таки эта сука
выжила!
- Он умер, - ответил я, пытаясь скрыть
свои эмоции, - я лично видел, как он взорвался на
гранате.
- Кто, многоликий? - в голосе “черепа”
впервые послышались эмоции, - Ты серьезно? Думаешь, его можно этим
убить?
- Я думаю, тебя можно убить, - из-за
спины послышался голос Сереги. Морщась от боли, он присел рядом со
мной на трибуне, - что тебе нужно?
- Я пришел разговаривать с ним, -
“череп” равнодушно перевел глаза в мою сторону, - не
вмешивайся.
- Считай меня, его адвокатом, -
вспылил мой друг и достал из-за пояса пистолет, - повторяю вопрос -
что тебе нужно?
Парламентер сунул руку за пазуху и тут
же, один из державших его на прицеле бойцов, нажал на курок. Звук
выстрела прозвучал как команда к действию и, за пару секунд, тело
бандита буквально нашпиговали пулями остальные часовые.
- Стойте, - в отчаянии закричал Иван,
хватаясь за автоматы стреляющих, - твою мать! Вы что
натворили?
- Он полез в карман, - испуганно орал
ему часовой, - я откуда знаю, что у него там? Ты сам сказал
стрелять, если он дернется!
Не слушая словесную перепалку, я
подошел к лежащему телу и сунул руку за пазуху мертвого “черепа”.
Там оказалась, заляпанная кровью, стопка фотографий. Большинство
людей мне было незнакомо, но на одной из них был Толян, привязанный
к хорошо знакомому мне стулу. Его лицо искажал беззвучный крик
боли, а рядом с ним позировал неизвестный бугай. Вот только его
глаза были мне хорошо знакомы. Оранжевые, миндалевидные зрачки
казалось смотрят мне прямо в душу, заставляя заново переживать часы
адской боли, которые этот маньяк называл экспериментами.