Преумилительно.
А если…
Она воровато оглянулась на двери, даже выглянула наружу, убеждаясь, что коридор пуст, и вернулась к трюмо. Уселась. Провела ладонью по теплому дереву… наборное и хитрым узором сделано, будто переплелись светлые и темные ниточки.
Красиво.
За таким и писаться должно легче… о чем? А хоть бы о встрече, как и планировала. Не статью, так, коротенькую заметочку.
Она вытащила лист. Погладила. Придавила чернильницей – массивной, из темного агата вырезанной, дома этакой красоты у нее не было, возникло даже преподлейшее желание сунуть чернильницу в чемодан, но Лизавета себя преодолела.
Перышко покусала – так ей всегда думалось легче.
И…
В дверь постучали.
- Войдите, - вздохнула Лизавета, перо откладывая. Успеется… глядишь, еще впечатлениев набежит, раз уж ее за ними отправили.
Вошла девчонка совсем юных лет, присела неуклюже и, глядя в пол, пробормотала:
- Меня туточки… к вам отправили… служить.
Говоря по правде, Лизавета растерялась. Оно-то, конечно, с прислугою сталкивалась, но большею частью с чужой, к которой приходилось искать особый подход. А вот чтобы служили самой Лизавете… и как себя вести положено?
Девчонка стояла, все так же пол разглядывая. Лизавета тоже посмотрела, на всякий случай: пол был хорош, паркетный, узорчатый и натерт до блеска. В комнате, если принюхаться, до сих пор запах воску ощущался.
- Я… рада, - сказала Лизавета, положивши руки на коленях.
Спину выпрямить.
Подбородок поднять… матушка манерами ее озаботилась, да и в Университете этикет преподавали, к превеликой, казалось тогда, печали.
- Если чего надо…
- Пока не надо.
- Там колокольчик стоит, - видя, что гневаться Лизавета не собирается, девчонка успокоилась. – На меня зачарован. Потрясете, и услышу… прибегу скоренько, вот вам крест!
И широконько так размахнулась, крестясь.
- Хорошо.
Лизавета подумала, подумала и… в конце концов, разве не прислуга была для нее основным источником информации? Разве не убеждалась она, что люди, которых стоящие при власти, полагают ничтожными, многое видят и порой знают о хозяевах куда больше, нежели оные хозяева себе вообразить способны.
- Как тебя зовут?
- Руслана я, - вздохнула девица. И поспешно пояснила: - У меня матушка из турок, а батюшка наш. И крещеная я!
Она вновь размашисто перекрестилась.
- И не думайте, воровать не стану… вот вам…