Эберхард Хорст в заключение одной из своих работ делает вывод: «Хильдегард направила свой взгляд на все человечество, призванное к святости, она переросла свое время… В мире начинающегося XXI века ее присутствие несокрушимо»[30].
Мы достаточно подробно рассмотрели ряд особенностей бытия и религиозной веры Хильдегард с тем, чтобы показать историко-культурный, духовный фон жизни дармштадтской принцессы, раскрыв традиционные основы самосознания народа, которые были характерны для той порейнской земли, где протекала ее юность. Образ средневековой пророчицы, одаренной самоучки, раскрывшей свои необыкновенные способности в широком предметном поле, позволял ощутить, что путь к истине не открывается холодному разуму, а ценностные ориентиры, своеобразные духовные «поверстные столбы жизни», не возникают в бытии путем доказательств. Подобные образы позволяли ищущему молодому человеку уйти от легкомысленной оценки духовной эволюции.
Было бы нелепо возводить на моральный пьедестал Хильдегард, создавая ее непогрешимый образ. Ведь даже святой человек – это не Бог, это особый тип личности, особый способ отношения к миру и к людям, особый тип духовного бытия, ориентированного на вышемирные цели, ценности и смыслы. И все же это личность с ее греховной природой. Вместе с тем всем и во всем был очевиден особый христианский уровень этой личности. Обо всех своих открытиях, видениях и вещих снах она с огромным трепетом, а не с тщеславием сообщала людям, постоянно пребывая в страхе Божьем перед теми небесными явлениями, которые открывались ей. Любой вид своей деятельности Хильдегард рассматривала с христианской позиции, сквозь призму христиански понятого смысла жизни. Такой образ мышления и чувствования был способом ее духовного существования. Живя в реальном мире, конкретно откликаясь на его боли и радости, Хильдегард приоритетное значение отдавала не, казалось бы, главным, экономическим, вопросам развития общества, но прежде всего вопросам нравственности и духовного становления людей. И в этом отношении Великой княгине Елисавете Феодоровне близок образ ее средневековой предшественницы.
Сегодня, в эпоху грандиозных социальных сдвигов, когда вновь прочитываются богатейшие пласты культуры, воображение человека поражают неожиданные грани этого наследия. Возникает интерес к новой тематической заданности исследований. В их ряду природа христианской самоотверженности. Этот мотив звучит все более ощутимо по мере того, как жизнь подтверждает худшие опасения относительно углубляющейся коммерциализации межличностных отношений в мире глобализма.