Позднее в Ливадию неоднократно приезжала и Великая княгиня Елисавета Феодоровна. Новый теплый дворец, свежий морской ветер, заросли роз – все пленяло здесь ее сердце. Прибывая сюда, Елисавета Феодоровна сразу посещала ливадийскую Дворцовую церковь, где служился молебен. Вместе с членами Царской семьи Великая княгиня бывала во многих пленительных уголках южнобережья Крыма. Ее внимание привлекал храм Покрова Пресвятой Богородицы в Нижней Ореанде. После пожара, когда в огне погиб здесь дворец Великого князя Константина Николаевича, родного брата Александра II, владелец дворца принял решение из его уцелевших конструкций начать создание храма, который отличался гармонией и благородством всех линий. Украшением храма стали редкой красоты мозаичные панно и иконы работы итальянского мастера Антонио Сальвиати. Осенью 1894 г. в храме служил святой праведный Иоанн Кронштадтский, который после службы причащал умирающего Александра III. В этом храме 25 сентября 1908 г. причащалась Святых Тайн Великая княгиня Елисавета Феодоровна. В этот день она подарила настоятелю храма серебряно-позолоченный образ святого преподобного Сергия Радонежского. Сюда неоднократно приходила молиться вся Царская семья[112].
После смерти Великого князя Константина Николаевича храм поддерживали Великий князь Константин Константинович и Великий князь Дмитрий Константинович. В 1912 г. Царская семья приехала в Ливадию в Лазареву субботу. Цвели все фруктовые деревья. На всенощной вместо вербы держали в руках ветки цветущего миндаля. В этот раз в Ливадию прибыли принц Эрнст, брат Государыни, и Великая княгиня Елисавета Феодоровна в красивом сером костюме Марфо-Мариинской обители. Для нее неоднократно служили литургию в Дворцовой церкви в Ореанде[113].
Однако вернемся к дневнику Д. С. Арсеньева.
Из дневника Д. С. Арсеньева можно узнать о некоторых особенностях жизни детей в царской семье. В каждом деянии и развлечении присутствовал непререкаемый духовный авторитет родителей и воспитателей, постоянно стремившихся умерять крайности в поступках августейших детей. Дозволено было все, что не изменяло основному типу великокняжеского положения, что не снижало аристократизма в поведении и своего рода аскетической строгости жизни. Приветствовался каждый шаг, поднимавший духовную жизнь отрока на новую высоту. Пресекалось все, что означало бы введение ребенка в далеко не безупречную сферу. В этой связи достаточно вспомнить, как решительно было пресечено детское, праздное любопытство Великого князя, стремившегося в Константинополе присоединиться к A. A. Толстой, которая собиралась съездить в гарем одного из пашей. Отказ был столь твердым, что вопросов больше не возникало.