— Эй, ты чего?..
Ярик подошел, как всегда, бесшумно. Хотел приподнять мой подбородок, но, разумеется, не смог.
— Плачешь? — искренне удивился. — Из-за мужика, что ли?
Отчаянно мотаю головой и отключаю сотовый, в котором давно раздаются длинные гудки. Петр Петрович положил трубку, так и не исполнив моего главного, самого сокровенного желания.
Всхлипываю, заслоняю лицо рукавом. Обессиленно опускаюсь на ступени. Не ощущаю холода, не слышу замечаний Ярика. Чувства словно атрофировались, стали бесполезными.
Все зря. И работа сверхурочно, и кофе, который я, как дура, таскала Петру Петровичу.
— Ты был прав, я тупая, никому не нужная девственница, — признаюсь привидению.
— Я такого не говорил, — возражает он. — Точнее, не совсем так. Ум, знаешь, ли, дело наживное. А девственность вообще не проблема. Я бы с удовольствием избавил тебя от этого недостатка, но способности мои временно заблокированы.
Улыбаюсь его замечанию, хотя совсем не до смеха. Ощущение, будто сердце из груди вынули, а вместо него положили сосульку.
— Слушай, а хочешь, я помогу тебе окрутить этого… как там его?.. — вспоминает Ярик. — О, Петра Петровича!
— Ничего не получится, — обреченно заявляю в ответ. — Чтобы покорить Петра Петровича, нужно быть роскошной женщиной, вроде Марины Санны, моей начальницы.
— Ну-ка встань! — командует Ярик.
— Зачем? — уныло вопрошаю я.
— Вставай, кому говорят! — орет призрак на ухо. — Соберись, тряпка! Действовать надо, а не ныть. Думаешь, твой Петр Петрович любит слабых женщин?
— Нет… — шмыгаю носом.
Все же встаю с холодных ступеней. Больная я точно не понравлюсь ни одному мужчине. А еще не успею отлежаться за праздники и наверняка получу последнее китайское предупреждение. Болею я редко, но метко. В последний раз пробыла на больничном больше месяца, а ведь все началось с банальной простуды…
— Вот, начало положено! — объявляет Ярик. — Теперь рассказывай про своего Петушка.
— Петра Петровича, — поправляю я.
Воинственно одергиваю пуховик. Чувствую, как слезы на щеках превращаются в ледышки. Но не могу вернуться в дом к Тамаре, пока не выясню отношения с Яриком.
— Ой, да какая разница, — отмахивается он. — Петушок, он и в Африке петушок. Та же домашняя птица, хоть и мнит себя хозяином двора.
— Не оскорбляй Петра Петровича! — закипаю я. — Ты его совсем не знаешь. Он не такой, как ты, ценит в женщинах, прежде всего, ум и тонкую душевную организацию, а не внешность.