Узнав меня в глазок, мой сосед снизу не спешил открывать
дверь, а осторожно поинтересовался что мне от него нужно. Я вкратце
описал суть ситуации и попросил у него тапочки и телефон. Помолчал
минуту другую, он сообщил, что телефона у него нет, а тапочки на
нем последние, и ушёл обратно смотреть телевизор. Я помялся перед
дверью минут пять, перебирая поочередно замерзшие конечности, и
пошёл вниз.
На шестом этаже дома оказалась соседка из двести пятой
квартиры. Это была очень бедная одинокая женщина средних лет,
работала она на заводе укладчицей в ночную смену. Жила она в нашем
подъезде всю жизнь. Квартиру в шестнадцатиэтажном доме по ордеру
получила её мать, которая заработала инвалидность на том же
производстве, где трудилась соседка – укладчица.
Стоя на полосатом коврике, напротив её двери, босиком и в
трусах, этим волшебным днём воскресенья я вдруг вспомнил, как
однажды обидел это хрупкое создание своей грубостью и
заносчивостью, начав обсуждать с благоверной прямо в лифте, в
котором мы ехали втроём дырку на блузке укладчицы, по какой-то
нелепой случайности попавшую в поле моего зрения. Она тогда очень
смутилась, побледнела и рассеянно вылетела из скрипучего подъёмного
устройства на своем этаже. А мы ещё какое-то время обсуждали с
благоверной, случившийся между третьим и четвертым этажом
конфуз.
Сегодня у укладчицы был выходной, и она подошла посмотреть,
кто позвонил в дверь. Увидев меня в глазок, она искренне удивилась.
Но помня о чувстве стыда и отчаянии, причиной которому стал я и моё
высокомерие, двери открывать не спешила. Я, как и на седьмом этаже,
изложил ей вкратце суть ситуации из-за двери и смиренно остался
ждать на полосатом коврике. Затем услышал глубокий вздох, какую-то
возню, видимо, это были её сомнения на мой счёт, и вторая входная
дверь захлопнулась. Укладчица решила мне не помогать – и винить мне
её было не в чем. Я поводил большим пальцем левой ноги по полоскам
коврика у её двери и двинулся на пятый этаж.
На пятом этаже мне удалось достучаться до работяги Сан
Саныча. Мужик он был хороший, только какой-то непутёвый, как
принято называть у нас людей, у которых в руках надежно не держится
ничего, кроме пивной бутылки и пульта от телевизора. Из бесед его
жены по телефону, которые мне иногда приходилось слушать в лифте, я
знал, что отличительной особенностью Сан Саныча была патологическая
рассеянность и безответственность. Всё что попадало в его руки,
затем бесследно исчезало, и никто был не в силах найти пропавшие
вещи. Так, как-то раз он пришёл ко мне и попросил мою немецкую
дрель с полным комплектом насадок для чего-то срочного и важного. Я
подумал о Германии и дрель пожалел, тогда сосед попросил у меня
хотя бы фигурную отвертку, но я убедительно-отрицательно мотал
головой, стараясь избавится от Сан Саныча. Отвертку мне тоже было
жалко, а соседа нет. Вот и сейчас Сан Саныч через цепочку сообщил
мне, что телефон он мне одолжить не может и считает, что мне
следует попробовать договориться с благоверной, хотя бы на
тапочки.