– Копытин, бери Смирнова, разворачивай трофейный пулемёт
(собственных во взводе нет) и задави уже этих тварей! Молодцев,
Синегубов, помогаете! Отделенные – тройками, короткими перебежками,
за мной!
Первым подаю пример и, вскочив на ноги, одним рывком преодолеваю
метров семь снежной целины. Утоптанную немцами дорожку сознательно
оставляю бойцам. Командиры отделений поднимают подчинённых, и 4
группы красноармейцев начинают продвигаться вперёд короткими
бросками.
До врага примерно 150 метров, но их ещё надо пройти. Каждый
рывок вперёд кажется последним – ведь все пули летят в тебя; по
крайней мере, это так чувствуется. Однако всё лучше, чем пробовать
атаковать в рост, пусть и тонкой цепью; короткими перебежками
наступают в бою немцы, и сегодня я пытаюсь перенять их опыт.
Но как же это тяжело – подниматься под пулями! Зато
считанные метры пролетаешь стрелой, чтобы на несколько коротких, но
таких сладостных мгновений снова плюхнуться в снег…
Прикрытие оттягивает на себя внимание противника, но один
пулемёт и два стрелка долго не протянут. Пусть оставшиеся 100
метров – не оптимальная дистанция для пистолета-пулемёта, но я
начинаю бить короткими очередями по вспышкам вражеского огня.
– Все, кто залёг, стреляйте! Прикрывайте товарищей!
Наше продвижение замедляется, бойцы азартно лупят по противнику,
забывая бежать вперёд. И как-то подозрительно долго молчит уже
трофейный пулемёт…
Сквозь зубы матерясь на подчинённых, я высаживаю остаток второго
рожка в сторону вражеского расчёта. И – о чудо! – веер
смертоносного свинца наконец-то обрывается.
– ВПЕРЁД!!!
На этот раз я бегу без остановки, не оборачиваясь, в надежде,
что бойцы следуют примеру командира. Фрицы стреляют плотно; вновь
кажется, что все пули летят только в тебя…
Левую руку обжигает словно ударом кнута – зацепило по
касательной, не страшно. Расстояние до противника стремительно
сокращается…
Тяжелый удар в грудь справа сбивает меня с ног. Тупая, давящая
боль заволакивает сознание; меня мутит. Но это не мешает нашарить в
кармане эргэдешку, повернуть рукоять, встряхнуть и бросить к
укрывшимся в палисаде немцам.
Бросок отдаёт сильнейшим спазмом в правом боку. Со страхом
скашиваю глаза вниз, чтобы увидеть напитавшийся кровью ватник,
насквозь продырявленный чуть ниже подмышки. Мне снова везёт, пуля
лишь задела грудь, походя сломав ребро.