Диар молча склонился перед своей
госпожой. Алатея недовольно махнула рукой, отправляя прочь и слугу,
и свою ученицу, уже пришедшую в чувство и виновато смотревшую на
нее. Оставшись одна, она закрыла лицо руками и замерла на несколько
мгновений.
Это дурацкое приглашение чуть не
вывело ее из равновесия. На краткий миг показалось, что во дворце
короля вспомнили об опальной герцогине. И приняли какое‑то решение.
Сейчас Алатея не могла себе позволить ввязаться в противостояние с
королем. Пока у нее были куда более серьезные дела. И от этого
зависела сама ее жизнь.
Увы, все, что было сделано ранее, –
сделано впустую. Все, что сейчас оставалось, – ожидание. Она
вынуждена была ждать, пока Кера придет в себя. Без нее найти
причину искажения в сложном ритуале не представлялось возможным.
Алатея не отличалась терпеливостью, но никогда не позволяла себе
утратить связь с реальностью. К тому же ее цель оправдывала любые
затраты, будь то силы, или время, или деньги.
Алатея сняла с шеи тонкую серебряную
цепочку, на которой висел небольшой ключ. Открыв ключом ящик
тяжелого дубового стола, стоящего у стены, Алатея извлекла на свет
огромную книгу и, сев в кресло, углубилась в чтение.
Старинный фолиант, лежащий на коленях
красавицы, был запрещен во всех известных королевствах. А возможно,
и в империи. Разумеется, хранение этой книги каралось немедленной
смертью. Впрочем, Алатея не была легкомысленна.
Она прекрасно понимала, что ее статус
не позволит ей остаться без внимания где угодно. Даже в своем
замке. В каждом его уголке, скорее всего, имелись глаза и уши,
старательно изучающие каждый ее шаг. И, конечно, докладывающие обо
всем куда следует. До поры до времени приходилось с этим
мириться.
Немного поплутав по узким коридорам
замка и поднявшись по нескольким лестницам, мы наконец очутились в
отведенных мне апартаментах. Надо сказать, я был впечатлен их
размерами. Миновав щедро позолоченные двери, я очутился в небольшом
зале (думаю, метров сто квадратных) с высокими сводчатыми потолками
и натертым до зеркального блеска полом. На гладко выбеленных стенах
висели картины, в основном портреты каких-то суровых мужиков и не
менее суровых, пышно разодетых женщин.
Все это великолепие освещалось
факелами, которыми были утыканы все стены. В углу урчал уже
привычный моему взору камин, перед ним стояло несколько мягких
кресел. Чуть подальше – приземистый длинный стол, на котором я
увидел графин с жидкостью рубинового цвета, несколько высоких
бокалов из зеленого стекла и большую вазу, наполненную фруктами
странного вида, отдаленно напоминающими яблоки.