Как
утверждает Всемирная Организация Здравоохранения, в мире от
самоубийств погибает больше людей, чем от современных войн и
терроризма. Каждый год около миллиона человек кончают с собой. Гм,
это где-то примерно шестнадцать человек на сто тысяч населения.
Только представьте, каждую минуту где-то в мире добровольно
обрывается чья-то жизнь. За последние годы количество самоубийств
только возрастает, и в настоящее время в некоторых странах оно
является одной из трёх лидирующих причин смерти. Притом что эти
страшные цифры не включают многочисленные попытки, которые в
среднем в десять раз превышают количество «завершённых»
самоубийств.
То
есть, статистика хочет сказать, что в нашем случае самоубийство так
же вероятно, как и убийство. Да и вообще любое другое преступление
в топе списка правонарушений. Гм… Значит ли это, что можно идти по
домам? Нет? Ладно…
Винсент, как и Майлз, придерживался этой
версии. Ведь всё однозначно указывало на это. Кажется, их нисколько
не смущал уж слишком болезненный способ суицида. А самым главным
аргументом было отсутствие травм на теле. Но, блин, заживо сжечь
себя — это ж просто пиздец. Но и это объяснялось вполне логично:
под психозом от наркотиков Кевин мог легко сорваться. Плюс — он
интересовался машинами и подрабатывал в автосалоне, значит, легко
мог достать горючее, а тяжёлая жизненная ситуация в семье и в школе
послужила катализатором для принятия рокового решения. И в особо
тяжкий момент помутнения рассудка под действием веществ он шагнул
за пропасть. Делу не помогали и его «друзья», да, именно в
кавычках. Они мало что знали о Кевине. А их показания лишь сильнее
укрепляли версию Майлза с Винсентом.
Как
же, юноша не был суперпопулярным, не отличался хорошей
успеваемостью, успехами в спорте, ни с кем особо не дружил — самый
обычный паренёк с неблагополучного района ещё со вспыльчивым
характером. По словам одноклассников он был немного странным, да и
учителя все как один отмечали частую переменчивость в его
настроении. Не раз от него несло травкой и перегаром, за что его
наказывали. В глазах у всех, кроме родителей, он автоматически
становился юношей с нестабильной психикой и тяжёлой судьбой,
который легко мог решиться на подобное.
И
самое главное — эта версия была удобной. Причём для всех.
Естественно, только не для миссис и мистер Стюарт. В какой-то
степени мне было жаль родителей, но что они знали о нем? Что могли
сказать? Их слова об их любимом и заботливом сыне не слишком
котировались в нынешней ситуации. Ведь даже у самых жестоких убийц
есть любящие близкие, которые в них души не чают. Хотя, может я не
права, что я вообще знаю о семейных отношениях, верно?