- Но…
- Драконья магия, – отозвался Чиаро Ваз. Взглянул мне в глаза. – Я уже делал подобное для той, кто мне дорог. С той, кого я любил, люблю и буду любить до тех пор, пока бьется мое сердце.
- Вы…
Мне хотелось, чтобы он ушел. Провалился сквозь землю. Исчез из моей жизни. При этом – чтобы вот так держал меня за руки. Всегда, везде.
- Отпустите меня, магистр Ваз. И никогда так больше не делайте! Я не шутила про монастырь…
Отпустил.
- Аришша, – невозмутимо продолжил он. – Я стер часть ее памяти. По ее же просьбе.
«О чем он говорит?» – спросила драконицу.
Она не знала. Я порылась в ее воспоминаниях, которые стремительно становились моими, вплетались в ткань моей жизни, словно я одновременно выросла в тишине Волчьего Дола и на зеленых островах Драконьего Королевства.
- Ничего не помню! – сказала ему. – Вернее, она… ничего не помнит.
Чиаро Ваз улыбнулся. Счастливо, спокойно. Морщинки разгладились, и я осознала – это был первый раз, когда мы разговаривали с ним об Аришше.
- Так и должно быть. Мы улетели в Кемир, чтобы начать все заново, – произнес дракон. – Я сделал все, чтобы Аришше ничего не напоминало о произошедшем в Заребе.
- А что произошло в Заребе? О чем она хотела забыть? – спросила у него.
Тут магистр Шаррез поинтересовался, где, демоны нас побери, его бренди. Затем появилась Милодара и позвала меня на кухню. Вернувшись, я обнаружила за столом Антора и Трисс. Магистры разговаривали о законниках, Магическом контроле и о том, что в Хольберг, скорое всего, прибудут важные шишки из храмового ордена и дознаватели из столицы. Магистр Ваз тоже участвовал в беседе, но… Между нами витал призрак незаконченного разговора. Хотя между нами и без него набралось слишком много призраков! Один из них – наполненная запахом роз и светом множества свечей комната, где…
Неожиданно раздался стук в дверь – мы обзавелись бронзовым молотком, похожим на тот, что я видела на двери дома магистра Шарреза в мой первый день в Хольберге. Молодой парнишка-посыльный принес письмо и сказал, что дождется ответа, если получатель того захочет.
Получатель, то есть я, сломала сургучную печать – распахнутые крылья – и уставилась в пергамент. То ли от усталости, то ли от нервов кружилась голова, и строчки прыгали перед глазами. Письмо было официальным, сухим, словно милорд Этар Хаас чувствовал, что буду читать его под перекрестьем множества взглядов, а потом меня еще и бесцеремонно спросят о содержании. Магистр Шаррез, как всегда, был совершенно неотразим... Тьфу ты, невыносим!