Небольшую комнату освещал серый дневной свет. Шкаф, старинный письменный стол, трюмо с резной рамой зеркал, картина с изображением цветочного луга, а по центру, словно пришелец из будущего – кровать с подъёмным механизмом, резко контрастирующая с выдержанным интерьером.
Белоснежная постель была пуста.
Вера проследила за взглядом мужчины, и в его глазах отражалась такая вселенская боль... Невыносимая. Он весь словно сжался, став меньше и беззащитнее.
Он смотрел на неё – женщину в инвалидном кресле возле окна. Та, склонив голову набок, безучастно глазела перед собой. По подбородку стекала тонкая ниточка слюны.
Не старая – немногим больше сорока, на обескровленном лице всё ещё сохранились следы былой красоты. Хрупкие ладони с синей сеточкой вен покоились на подлокотниках кресла. Но что больше всего поразило Веру, это её маникюр – идеальные, накрашенные вишнёвым лаком ногти, что ещё больше оттеняло мертвенную бледность кожи.
— Это… Лариса... – слегка прокашлявшись, произнёс мужчина. Подойдя ближе к больной, аккуратно, словно касаясь фарфоровой куклы, положил руку на её хрупкое плечо. – Около трёх лет назад она вышла из комы, и… — глубоко вздохнул и внезапно надолго замолчал, разглядывая за окном бесконечные макушки елей. – В общем, вы сами всё видите. Ей нужен должный уход. Самый лучший.
— Конечно, я всё понимаю, — ответила Вера, на самом деле ни черта не понимая.
Вернее, она видела, что перед ней сидит женщина – восковая кукла, клетки мозга которой давно умерли, но сердце которой упорно продолжало биться.
Вера не понимала другого: что она сама здесь делает? Этот жуткий дом, эта гнетущая атмосфера, эта женщина с печатью обречённости в глазах… С ума же можно сойти, день ото дня наблюдать эту удручающую картину. Мало ей, что ли, негатива в жизни?
— Зарплата два раза в месяц, о графике договоритесь с Ирой, она сейчас подойдёт. Она же расскажет о препаратах, уходе и... всём остальном… — договорил мужчина, и из него словно выкачали воздух, настолько он выглядел несчастным.
— Назар… простите, я не знаю вашего отчества, но прошу вас – крепитесь. Просто знайте, что вашей жене не больно, она ничего не чувствует, её нервные окончания атрофированы…
— Она не моя жена! Лариса – моя дочь, — грубо отрезал мужчина и снова превратился в того старика с надменным взглядом, которого Вера встретила у лестницы.