Изящная бровь Новиковой выгнулась вопросительной дугой.
— Олега убили в тюрьме. Произошла поножовщина, он ранил сокамерника, и тот убил его его же оружием, — Вера невесело ухмыльнулась. – Признаюсь, иногда я желала ему смерти, но когда его не стало, испытала чувство вины. Будто он умер из-за меня.
— Ты не думала о том, что намеренно нашла в образе этого мужчины общие черты с обидчиком из прошлого? Что ты испытываешь к нему – мужу своей пациентки? Злость, агрессию, может быть, жалость?
Вера пожала плечами, вспомнив его прикосновения в тёмном коридоре, его жгучие взгляды… Вспомнила его чётко очерченные губы и краешек татуировки из-под расстегнутого ворота рубашки. Тело окатило предательским жаром.
— Я боюсь его, и в то же время… — она вновь протяжно выдохнула и опустила лицо на ладони, с силой массируя виски. — Нет, наверное, я всё-таки схожу с ума. Я вижу в лице живого человека черты мёртвого. Я не хочу видеть их, но вижу! Меньше всего мне хотелось бы, чтобы именно он напоминал мне Олега, но он мне его напоминает, чёрт возьми!
Юлия Николаевна открыла тощую карточку и деловито сделала пару заметок.
— Ты принимаешь сейчас какие-нибудь препараты?
— Хотите сказать, что я ловлю глюки?
— Вера, я просто хочу во всём разобраться, пожалуйста, помоги мне это сделать, — мягко произнесла психотерапевт.
Донская закрыла глаза, осознавая, что это провал. Прийти сегодня сюда было в корне неверным решением. Если раньше ей просто казалось, что она тронулась умом, то теперь она в этом была практически убеждена.
Слова мозгоправа в этот раз не помогли, а только ещё больше запутали.
Получив рецепт на сильнодействующее снотворное и талон на следующий приём, Вера вышла в нарочито жизнерадостный коридор. Тошнотворно-весёлый.
Мазнув взглядом по сидящей напротив кабинета анорексичке, бросила талон в урну и уверенно двинулась к лифту.
В этот раз она сама должна разобраться в своей голове.
***
К вечеру температура резко упала до нуля, превратив остатки снега в грязную жижу. Не обращая внимания на промокшие ноги, Вера шлёпала по чвакающим лужам и, подойдя к знакомой пятиэтажке, подняла голову вверх. В окне, под самой крышей, уютно горел свет, заметив её, Сашка приветливо помахал рукой.
Губы растянулись в улыбке. Не наигранном оскале, а самой настоящей улыбке. Живой, искренней.