Мозг активно заработал, поднимая со дна памяти трагические случаи, но ничего…
— Привет, Федь, — произношу на автомате, чувствуя знакомый запах.
— Как тебе удается? — Федор Морозов, хозяин клуба, присаживается на край стола.
— У тебя ужасный парфюм, — говорю я чистую правду, но Морозов принимает за шутку, смеется, по-дружески толкая в плечо.
— Ты что один? Хочешь, найду тебе приятную компанию? — предлагает он.
— Хох, я еще в состоянии сам. Ты мне лучше скажи, что в твоем клубе делают разводилы?
Морозов отмахнулся, проследив за моим взглядом:
— Я тебя умоляю. Это так, второсортные консуматорши, на проценте от Вадима работают. Я не против — продажи. Бабки, — вскидывает брови. — Рыжая еще бы могла работать у меня на постоянке, а черная, — кривится, склонив голову, долго присматривается, — откормить, отмыть, снять всю дрянь с лица, и может быть. — А я слежу за его взглядом, возможно, ошибся столом? Нет, смотрит на волчицу. — Пресная, — мои брови лезут наверх, — никакая.
— Ну-ну, — я подавляю раздражение. — Советую подтянуть охрану, — довольно хохочу, глядя на завязавшуюся потасовку. Перемещаюсь вдоль стекла, следую за черной макушкой. — Оу, хороший удар, пресная, — толкаю опешившего Федора в бок.
Брюнеточка активно петляет, скрываясь за маятниковой дверью, чуть не сбивая с ног официантку, ныряет в помещения для персонала.
— Ты их уже видел? — Морозов со смартфоном в руках мечется по балкону, отдавая указания охране.
— Не-а, ни разу.
Яна
***
На мгновение теряюсь в ярко освещенном помещении, сбавляю темп, нащупываю рукой опору. Тонкие двери приглушают удары басов и возбужденные крики. Совершенно не ориентируюсь в коридорах, бегу, не разрешаю себе останавливаться. Это надо же быть такой дурой! Проклинаю Вику. Она всегда вела себя эгоистично, и в этом только моя вина. Хотя о какой вине может быть речь, я была ей благодарна и благодарна сейчас, именно она не прошла мимо, помогла. Не оттолкнула, приняла. Научила выживать, прятаться от органов опеки, познакомила с другими ребятами. Я никогда не считала их семьей, держалась обособленно, боялась навредить, да и не вся их жизненная религия была мне понятна и приемлема. Почти все ребята ушли из дома в возрасте десяти-одиннадцати лет и, как следствие, рано повзрослели. И мне повезло встретить Вику и Стаса, ведь дети улиц часто не доживают до совершеннолетия, а мы смогли. При нашем знакомстве им было по пятнадцать, всего на год старше меня, но они уже казались умудренными взрослыми, что постигли правила выживания и знали свои возможности.