* * *
К полудню по госпиталю пополз слушок:
из центрального только что вывезли тяжелораненых. И слух этот
походил на правду больше всех прежних вместе взятых. Ведь случилось
именно то, что должно было случиться… Нет, как раз-таки не должно,
ни в коем случае! Выходит, город сдадут?
Наверное, нечто более весомое, чем
слухи, побудило главврача и комиссара госпиталя собрать персонал на
летучку и в кратких словах проинструктировать: распространения
панических настроений не допускать, внушать ранбольным: раз
эвакуация началась, то в скором времени и до них дойдет очередь. Ну
и, конечно, пребывать в повышенной готовности, своих мест не
покидать.
Лида вернулась в палату, к
оставленным ведру и швабре, и принялась с преувеличенной бодростью
надраивать пол. Надя, с застывшим, посеревшим лицом, двигалась от
койки к койке, аккуратно поправляла одеяла, подавала воду даже тем,
кто не просил, пока один из раненых не дернул ее за рукав:
— Устала, сестричка? Поди посиди.
И она послушно села на стул в углу. И
долго сидела почти не шевелясь. Лида трижды выходила и
возвращалась, а Надя все сидела. Вернулась в четвертый — Нади
нет.
«Убежала куда-то», — сказали Лиде. И
она бросилась искать. Надо держаться вместе, сейчас обязательно
надо держаться…
И столкнулась с Надей на пороге.
— Немцы, — почти беззвучно
проговорила Надя.
Она первой из госпитальных увидела
немцев. Выскочила, будто бы что-то сдернуло ее, на улицу, побежала,
куда ноги понесли, — и увидела.
Танки входили на Красный мост.
Высунувшись по пояс из люка, молодой
танкист глядел в бинокль. Вперед, только вперед, ни на что не
отвлекаясь. Словно нарочно позировал толстому фотографу, что стоял
у перил и довольно щурился в видоискатель.
«Они что, вообще ничего не боятся?» —
подумала Надя. Не с ожесточением — с удивлением.
Танкист был светловолосый, статный и
держал спину очень прямо.
«Как Ваня…»
Сначала Надя почувствовала злость на
себя и секунду спустя — ненависть к ним.
Вот было бы из чего выстрелить в эту
прямую спину… Чтоб не зарывались, чтоб боялись!
Немецкие танки шли по улице Сталина,
вдоль путей, на которых замер красный трамвайчик. Пассажиры
напряженно прильнули к окнам, готовые в любое мгновение отпрянуть.
В открытые двери сквозило. Рыча и лязгая, танки уверенно двигались
к Московскому шоссе.