Мама говорила, что секретная зарплата – лучше, потому что больше. Может, так и было, пока мы жили вместе, но когда мама с отцом развелись, оказалось, что алименты он нам будет платить со своей обычной, не-секретной зарплаты, а это такие копейки!
- Вы ведь не только кредит не платите – у вас и по коммунальным услугам огромный долг, не так ли? – тоном прокурора, обличающего убийцу сотни младенцев, объявила бабушка.
Конечно, долг! Сперва-то мы честно кредит возвращали – а на все уже тогда не хватало! Нам уже пригрозили отключить электричество и телефон. Ну, хоть из банка звонить перестанут…
- Почему, собственно, мой сын должен расплачиваться за ваше легкомыслие? – продолжала вещать бабулька.
- Марта Захаровна! Вы же сами предложили ему позвонить! – наконец взорвалась мама.
- Я ничего не предлагала! – не менее бурно возразила бабушка. – Я так… выдвинула идею. А вы, моя дорогая, могли быть гордой и отказаться!
Все, я поняла, что надо вставать. Нашарила тапочки и пошлепала на кухню. А идти-то недалеко, в нашей хрущевке!
- Мамину гордость мы решили собрать в мешок и распродать частями. – Становясь в дверях, объявила я. – Очень дорогая штука, между прочим! Папе она еще во время развода кучу денег сэкономила! Привет, баба Марфа!
Бабушку перекосило. Она терпеть не может, когда ее называют не Мартой, а Марфой, тем более – бабой. Надо ли говорить, что именно так я ее и называю.
- Не смей говорить гадости о родном отце! – процедила бабушка.
- Нельзя говорить – буду писать. – Покладисто согласилась я. – Краской на заборах. Как думаешь, где лучше – у его дома или возле офиса?
Мама повернулась ко мне от плиты и бледно улыбнулась:
- Мы думали, ты еще спишь…
- Поэтому и орали на весь дом – чтоб мне спалось крепче?
- Хамкой растет. – С удовольствием прокомментировала бабушка.
- А что ты хочешь – безотцовщина. – Вздохнула я и ухватила еще теплый сырник с курагой. Принялась жевать, с любопытством глядя, как бабушка тоже выбирает сырник и наливает себе вторую чашку кофе. Ее сын с нами давным-давно развелся, спрашивается, чего она к нам таскается? Только не говорите мне, что любит – разве что сырники и кофе, и то и другое у мамы получается обалденно. Когда любишь, хочешь, чтоб человеку было хорошо – ну или хотя бы не было плохо. А она приходит и зудит, и зудит, и зудит, что я – распущенная, безнравственная, одеваюсь как взрослая фотомодель, а ведь мне всего шестнадцать, никого не уважаю, эгоистка, занята только своим театром, а все мама виновата, меня не воспитывает, денег не зарабатывает, за собой не следит, одевается, как с помойки, в квартире грязь, как в такой грязи доставшееся ей в дочери юное дарование может заниматься своими театральными делами, неудивительно, что девочка растет распущенная, никого не уважает…