Ритуал Айнхайт, да? Я тогда не знал этого названия. Впрочем, я
тогда много чего не знал.
Например, что и Винтеры, и другие Заклинатели, оказывается,
каким-то немыслимым образом и сами являются тварями. На одну каплю
крови, но являются. Именно отсюда и растут корни того же Реденлире,
когда частичка гейста становится слишком сильна, отсюда наш дар к
Первому Языку. И чем сильнее ты становишься, тем выше риск
сорваться. А если ребёнок сразу же рождается с большими
способностями к магии, то это становится его неизбежной
судьбой.
Именно для этого и придумали Айнхайт, когда силу гейста хотя бы
высшего ранга перекачивают в человека. Он не становится сильнее,
совсем наоборот - слабеет. Слабеет тварь внутри, которая, поглотив
силу, становится полусонной – слабеет и Заклинатель.
Именно это со мной и проделали в детстве. И снова – узнал я это
только с помощью алеманцев, которые меня обследовали. Оказалось,
что я родился наоборот – слишком сильным, так что Дар, скорее
всего, превратил бы меня в тварь уже годам к тридцати. Вилли тоже
этим рискует, но при всей её силе и, без шуток, гениальности – она
всё-таки на грани. Может, сорвётся, если будет плохо контролировать
силы, а может - нет.
Ну, точнее – теперь уже точно нет. Я, может, и не учёный, но
кое-что по усмирению сделать могу…
Я вышел в коридор чердынского лазарета и почти сразу же
натолкнулся на дремлющую за столом дежурную медсестру. Та сонно
посмотрела на меня, побледнела и вскочила на ноги, опрокидывая
стул.
- Воды у вас тут попить где можно? – спросил я.
Из-под крана пить не хотелось – водопровод Чердыни никогда на
моей памяти не радовал хорошей водой. То хлорки слишком много
положат, то слишком мало…
- А, это вы, барин… - женщина облегчённо вздохнула и торопливо
осенила себя священным знамением. – Чаю желаете?
- Я вас напугал? – поинтересовался я.
- Нет, ну что вы… - натянуто улыбнулась медсестра, но затем
призналась, - Глаза у вас в темноте светятся, барин.
А, точно. Есть же такое.
Спустя несколько минут я сидел в ординаторской, пил крепкий чай
с булочкой и был практически абсолютно счастлив. Не знаю,
последствия это переноса или влияние того, что мне снова
шестнадцать, но настроение было просто превосходным. Я даже не мог
вспомнить, когда мог радоваться даже такой малости, как кружка
чая…