Вот тогда до меня докатило, что не открыться ему после того, что услышал, совесть не позволит.
– По правде сказать, Санёк, я и сам до сих пор ничего толком не пойму. Тайны-то особой, секрета какого нет. Петрович, правда, предупреждал, чтобы никому. Но эта такая чертовщина. И чем дальше вглубь, тем темнее. Мы с Павлом Никифоровичем куда ни ткнёмся, везде тупик… И труп в первый же день!
– Какой труп? – вытянулось лицо моего приятеля.
И я решился ему рассказать. Не всё, конечно. Детали опустил. А когда замолчал и Сашок по своей привычке зачесал затылок, я его за руку и за собой.
– Куда? Я на футбол опаздываю, – вскинул он руку с часами.
– Нужен нам помощник, – тянул я его за собой. – Федонин небось со Змейкиным сейчас у себя возится. Вот я ему тебя и представлю.
Холодом дохнуло из распахнутой двери, холодом и предчувствием новой смерти. Капитан угро Донсков, хмуро зыркнув на расступившихся полуодетых сонных зевак, подумал: «Соседи тут как тут, кто же среди ночи соберётся…» и прошёл в квартиру. У постели копошились врачи «скорой», чуть раньше он приметил их машину у дома.
– Как? – бросил он главному в синей шапочке.
– Жива.
– Что?
Тот пожал плечами.
– Что? – повторил, выдохнув.
– Да вроде ничего. Спит.
– Как? А вызов?
– Я звонила, милок, – выступила на шажок махонькая старушка в накидке до пят. – И им, и вам. А её и теперь привести в себя не могут. Чего ж мне думать? Жива – не жива?
Донсков перевёл глаза на доктора.
– Жива, жива, – кивнул тот и отмахнулся от старушки, как от надоедливой мухи.
– Значит, вы звонили в милицию? – осмотрелся Донсков. – А чего окно настежь?
Он понял, почему холодно стало ему в дверях, из окна сквозило.
– Утечка газа?
– Утечка? – поднял брови врач. – Да нет, кажется… Хотя?.. Мы не проверяли…
Донсков бросился на кухню, сунулся к газовой плите, кажется, нет; ручки обеих горелок прикрыты; он осторожно втянул ноздрями воздух, приник ближе – не пахло.
– Запах сгнившего, – подсказывал сзади врач, – протухших яиц.
– Чисто, – выпрямился Донсков и шагнул назад к постели. – Чего она не движется?
– Она глазок не открывает уже более часа. Я её и так и этак. С одного бока на другой. Помёрла Серафимушка моя ненаглядная! Сгубили её вслед за Дмитрием Филаретычем, – плаксиво запричитала тонким голоском старушка, кутаясь в накидку.