Сила или магия была чем-то, чем
имели право обладать только арханы, тем, чего Рэми не понимал до
конца, но в глубине души побаивался. И с чем сталкивался всего
несколько раз. В первый раз, когда ему на запястья надели кожаные
браслеты главы рода. Тогда проводящий ритуал инициации молодой
архан скользнул по поверхности души, но внутрь не заглянул. Будто
ему было противно и неинтересно. А может, просто не умел.
Жерл умел. После случая с оборотнем
вывернул душу Рэми наизнанку и показал, как на самом деле могут
допрашивать магией. Рэми никогда не забыть ни стучавшего по ставням
ночного дождя, ни скрутившей внутренности боли, ни унизительной,
пригвоздившей к полу беспомощности. И слов старшого никогда не
забыть:
— Никогда не попадайся на допрос к
магам. Иначе та прожитая тобой сегодня боль покажется детским
лепетом. Я ведь тебя пощадил... А допрашивал бы в полную силу…
Потому не верь магам, они друзья опасные. Сегодня дружат, завтра —
сам понимаешь.
— Понимаю, — выдохнул тогда Рэми, не
в силах отдышаться.
Хотя не понимал ничего. С самого
детства не понимал. Ни почему Жерл так о нем заботится, даже
больше, чем о своих дозорных, ни почему помогает. Не в первый раз
же помогает. Старается образумить, как глупого ребенка. Пытается
сказать что-то важное, глядя временами так внимательно, испытующе.
Пытается, но все равно будто чего-то боится, не в силах выдавить ни
слова…
Но урок с оборотнем Рэми выучил
отлично. С луком он больше не расставался. Особенно в последнее
время.
А опасаться было чего:
контрабандисты ходили через предел, как через прочный мост, а по
деревне медленно ползли слухи. И об изувеченных телах в лесу, и о
тайном клане, и о шипах какого-то демона. Слухи летели по
приграничным селам, бередили души простых рожан, доходили и до
дозорных.
Дозорные молчали. Но в последнее
время в лесу появлялись чаще, да пить стали меньше… до сегодняшнего
дня.
— Беда у нас, — едва слышно сказал
Занкл, шагая к Рэми ближе. Будто боялся, что его услышат, и
прошептал на ухо: — Старшой запил.
Рэми не ответил, внутренне
похолодев. В первый раз он увидел Жерла пьяным лет десять назад.
Помнил, как заливал тогда дом лунный свет. Как бились с глухим
стуком о стену вещи. Как нестерпимо пахло хмельным и было страшно,
очень страшно. А потом будто туман. Кажущаяся в полумраке черной
веревка с петлей на конце, что качалась из стороны в сторону.
Вправо-влево, вправо-влево. Жерл, стоящий перед Рэми на коленях,
обнимающий его за пояс. И плачущий… Единственный раз тогда Рэми
видел его плачущим. А еще он почему-то называл Рэми сыном и просил
прощения.