Я даже рот раскрыла. Надо же, врет и не краснеет. Если бы не предупреждение Ржанки, решила бы, что Галада говорит правду. А колдовка оказалась прекрасной актрисой: повела меня в крохотный уютный ресторанчик, где подавали блюда южной кухни, острые и ароматные, в тыквах и горшочках, и с горящими глазами заказала из красочного меню длинный список яств и напитков.
— Отчего ты так плохо ешь? — то и дело спрашивала меня ведьма.
— Я не голодна. Каша… то есть завтрак был… сытным.
Чуть не проболталась! Но Галада лишь хохотнула:
— Сытным? Ты шутишь? Да я постоянно выхожу из-за стола голодной! А с твоим появлением старуха совсем с ума сошла – ей, видите ли, хочется, чтобы ты вела себя, как истинная Громова, леди с безупречными манерами. Почему-то принято считать, что леди едят, как птички, и так же беспечно чирикают весь день, хотя глядя на Надежду Александровну, так не скажешь. Вот уж кто птаха с железным оперением. Иногда я очень понимаю твою маму. Сама вот-вот решусь на побег. Заберу Алекса и сниму квартиру на Четвертом холме. Но Алекс… понимаешь, Ада, у него сильна привязанность к матери. Он беспрестанно повторяет, что обязан ей всем. Свет не видел еще такого послушного и преданного сына.
Колдовка скорбно вздохнула.
— Да уж, — процедила я сквозь зубы, вспомнив свое видение – Громову-старшую в ярости.
Мой завтрак и впрямь был сытным, поэтому я смогла осилить только несколько кусочков овощного рагу. Галада улыбалась и болтала без умолку. Мне не нравился нехороший блеск в ее глазах. То ли усталость сказывалась, то ли…
Когда мы вернулись домой, отец встретил нас в холле.
— Отдохни и зайди ко мне в кабинет, Ада. Нам следует обсудить некоторые… хм… моменты. Сколько еще продлятся твои каникулы? Две недели? Отлично, — Громов с довольным видом потер руки. — Ржанка!
Рядом с Громовым материализовалась домовуша.
— Приведи Аду ко мне примерно через полчаса, — велел ей отец.
— А потом, Ржанушка, как освободишься, зайди ко мне, — сладким голосом попросила Галада.
… Ржанка вела меня к отцу и молчала, как партизан на допросе, а у меня в душе шевелилось недоброе предчувствие. Происходило нечто нехорошее, а я не понимала, что именно.
Отец встретил меня кивком и указал на кресло. Сам остался стоять. Я тоже не спешила сесть, предпочитая смотреть отцу прямо в глаза. На войне как на войне, как говорится.