Меж тем Димон поднял пятипалую лапку и устало выдохнул, обвив
вокруг своей талии тонкий хвост, похожий на кончик кнута:
— Я знаю, что ты сейчас скажешь. Можешь не утруждаться. Что тебе
всё это снится, что я лишь плод твой больной фантазии. Я это уже не
раз слышал. Лучше помолчи и выслушай умного беса, то бишь меня. Как
это ни странно, но я не хочу тебе зла, а наоборот — желаю
помочь.
— Э-м-м-м, — сумел всё же прохрипеть я, почесав в затылке
скрюченными пальцами. — Когда так говорят, то либо хотят обмануть,
либо завербовать. О последнем я на Рен-ТВ слышал. Да какого хрена я
вообще разговариваю с галлюцинацией?!
— Андрей, — назвал он меня по имени, успокаивающе выставив
ладошки. — Я не галлюцинация, а всамделишный бес. И я пришёл
потому, что хочу дать тебе выбор.
— Какой? — с интересом выдохнул я, поддавшись врождённому
любопытству, но, естественно, не поверив, что бес настоящий.
— У тебя есть два пути. Первый — ты сейчас закроешь глазки и
больше никогда их не откроешь, так как твоё сердце остановится
прямо во сне. А второй — ты согласишься отправиться в расчудесное,
справедливое место, где получишь шанс вернуть свою жизнь, — почти
ласково произнёс Димон, демонстрирую белоснежные, острые зубки,
которые блестели в свете луны.
— Что за чушь? — нахмурился я. — С чего это у меня сердце
остановится?
— Так оно же у тебя не железное. К врачу надо было обращаться,
когда только оно заболело, а сейчас уже поздно, — ехидно заметил
бес, довольно скалясь. — Теперь у тебя только два пути, которые я
уже расписал.
— Да что за бред! Надо же так довести организм, что даже
собственные глюки мне условия ставят! — вскричал я и вскочил на
ноги.
Меня тут же прошила стрела боли, пронзив левую часть груди. Я
застонал, сгорбился, а потом упал сперва на колени, а затем лицом
проверил мягкость пола. Он оказался весьма жёстким. Но меня это
сейчас волновало в последнюю очередь, как и разбитый после падения
нос, из которого стала сочиться кровь. Меня больше потрясло то, что
я с натугой выпускал изо рта воздух, не чувствую ни ног, ни рук. И
мне было жутко страшно, прям до усрачки.
А гадский бес принялся радостно верещать, спрыгнув с подоконника
и захлопав в ладоши над моей головой:
— Вот! Вот о чём я и говорил!
— Я умира-а-а-аю? — почти неслышно исторг я, вяло ворочая
языком.