Я растерянно кашлянула:
— Под это не танцевать надо, а провожать в последний путь. Этих композиторов что, притащили с ближайшего кладбища?
Вера, пообщавшись с недоумевающим торговцем, перевела:
— Это лучшие музыканты города, весьма недешевые. Мел, тут такая музыка, честно-честно! Я сама с тоски вешалась на больших праздниках селян. Они под это еще и танцевать умудрялись, и веселиться, хотя мне такие песни всегда напоминали мартовские ночи.
— Теперь понятно, почему я с моим плеером в первый визит произвела такой фурор, — пробормотала я. — Ладно, сейчас попробую извлечь из этой какофонии что-нибудь приличное.
Народ тем временем все собирался: теперь перед нашим помостом скопилось существ больше, чем где бы то ни было. Конечно, тут было на что посмотреть: небольшая кучка камов, судорожно жавшихся к самому краю; морней с белкой в огромных ручищах; валл, буравящий его ненавидящим взглядом; пара местных музыкантов; да ярко-красная бестия в полумаске, мечущаяся по сцене.
Немного поупражнявшись в пантомиме с колобками, я дала понять, что та музыка, которую они так старательно извлекают из своих инструментов, совсем отстой. Потом попыталась понять, как работают эти бандуры: на инструментах отсутствовали всякие струны, клавиши, и вообще непонятно, как колобки умудрялись извлекать из них звуки. Инструменты представляли собой некий каркас из твердых прутьев, прощупывающихся внутри, от них отходили малюсенькие меха, как у волынок, да тоненькие пластинки. Я растерянно крутила надутый шарик из гладкой кожи руках, как вдруг осенило:
— О! Вера, скажи каму, чтобы подошел… да пусть не трясется так, бить пока не буду. И скажет этим бетховенам, чтобы били в эти свои шары, как в барабан…
— Он не понимает, — настороженно ответила Вера, — он не знает, что такое барабан и кого нужно бить. Покажи им сама, что нужно делать.
Раздраженно передернув плечами, я услышала, как кам что-то гаркнул горчичникам и те послушно уставились на меня, ожидая инструкций. Я попробовала ударить по загадочному инструменту, как по табле. Раздавшийся звук почти ничем не отличался от привычного. Хорошо, что в свое время я научилась нескольким ритмам, теперь пора нести свет искусства в иной мир.
Поняв, где ударять, чтобы получить звук более глухой, где — чтобы позвонче, я медленно показала музыкантам, как выбивать ритм максум: пусть будет попроще. Дум-так-так-дум-так, дум-так-так-дум-так, дум-так-так-дум-так — продолжала я до тех пор, пока в крохотных глазках горчичных колобков не углядела понимание. А еще дикий восторг: вот так, может, праздники здесь повеселее станут.