Именно такой пользовался ЦРУшник в
пустыне Негев. Настроение падает окончательно.
Джип мчит по улицам с яростным
бибиканьем, чтобы не привлекать внимания. Здесь все непрерывно
тыкают в клаксон, выделяются как раз молчуны. Арабский восток -
дело не только тонкое, но и громкое.
Мой коктейль остался нетронутым.
Джени… Смеюсь про себя. Подспудно желая угодить в женские объятия,
попадаю совсем в другие, не менее плотные. Второй раз ЦРУ
использует женскую приманку, чтобы вызвать меня на приватный танец.
И безотказно срабатывает. В третий раз - тоже, если доживу до
третьего раза.
Прелюдия
восьмая
Яхта неспешно тащилась вдоль
Лонг-Айленда, вдоль красивой жизни, упакованной в шикарные дома с
видом на залив. Виктор сидел на носу, свесив ноги за
борт.
Гуд бай, Америка. Лучше гуд бай
навсегда.
Попасть сюда сложно, выбраться - проще
простого. Договорился с капитаном сухогруза, плывущего из Нью-Йорка
в Алжир. Осталось смыться из американских территориальных вод,
чтобы не осложнять досмотр судна при выходе из порта, и подняться
на борт.
Слоняясь у яхтенного причала, Виктор
заводил разговоры с местными любителями малого мореплавания,
рыбаками, энтузиастами прогулок на тысячесильных глиссерах и просто
яхтсменами. Наконец, нашёл общий язык с владельцем кораблика со
скромным именем «Королева Виктория». Он, капитан и команда в одном
лице, согласился взять попутчика в круиз и даже пересадить на
алжирский теплоход без лишних вопросов.
Человек был стар, но какой-то
вызывающей уважение старостью, не вялым угасанием в кресле-качалке
под пледом, рядом со стаканом, похожем на мини-аквариум, только
вместо рыб плавает вставная челюсть. Худой, жилистый, с потемневшей
кожей в грубых складках, он возвышался за штурвалом и, вероятно,
намеревался встретить так смерть, сражаясь против неё до конца.
Наверно, он слишком любил жизнь, чтобы провести её остаток у
камина.
- Спасибо, сэр, что согласились
помочь, - поблагодарил Виктор, пробравшись на корму.
- Не стоит благодарности, - отмахнулся
кэп. - Сколько раз ещё удастся помочь джентльмену?
Обветренная наружность моряка никак не
вязалась с его изысканными манерами и ярким британским акцентом.
Виктора называли по-разному за время скитаний по трём континентам,
даже «сэром», но джентльменом - ни разу.
Им оставалось пробыть вместе около
шести часов, неожиданно растянувшихся на месяцы и годы. Сэр Даглас
Нотхельм, экзотический осколок викторианской эпохи, имел в жизни
всё, кроме оставшегося времени жизни. Виктор мог сказать о себе то
же самое, но с точностью до наоборот. А ещё он имел козырь в
рукаве, им не сыграть ни в Лас-Вегасе, ни где бы то ни было в
другом месте без существенных денег.