– Да, звездолёт. Всё бы так, но посреди экипажа есть некоторые странные личности…, – на этот раз её голос немного поблек, утеряв недавний блеск заливисто мелодичного тона, покрывшись немного налётом грусти.
– Пережили экстремальность?
– Похоже, пережили. Да, пережили.
– И что…?
– Скорее всего, это первый контакт…
Вот оно что! И дух перехватило. Неужели свершается ожидание человечества? Сравнить ли состояние могущественного многомиллиардного человечества с одиночеством, когда покоряются расстояния от галактик до галактик, когда по велению разума локально искажается геометрия и суть пространственно-временного континуума? Он молчал, да и она не торопила его, и конечно потому, что и сама, как и некоторые, кому положено знать кое-что из неординарного на созвездии Лебедь, как и некоторые, кому положено знать на Земле и в Солнечной системе, пережила настоящий шок.
Вот и сейчас с ним такой же шок. А разум, тем временем, когда участилось биение сердца от взбудораженной души, лихорадило. Мысли заметались. Посреди экипажа странные личности. Но почему? И сразу рядом возникает другое почему. Почему связались с ним? Так, так…, выходит, помимо интуиции нейронального компьютера с искусственным интеллектом, нейронального транспьютера с искусственным интеллектом понадобилась интуиция живого человека. А ведь он здесь числится официально астрономом, безобидным астрономом, а не экстрасенсом, не предсказателем. Где ж видано, чтобы в век освоения Галактики, в эпоху дико стремительного взлёта по всем, всем направлениям науки, техники, технологии, иметь штат шарлатана, никак больше и не назвать. Хотя, всё этот так, но в этом плане учитывалась тайна человеческого мозга, которая и не разгадана до сих пор, учитывались таинственные возможности человеческой психики, и вот эта самая до сих пор непознанная суть, идущая изнутри, вот эта самая интуиция.
– Контакт был связан с экстремальностью? – спросил он тихо, скорее, по инерции состояния, чем от разума.
– Да. И знаете, мы думаем, что перед нами могущественный разум…, – говорила она очень серьёзно, потому и исчезла, испарилась всякая там мелодичность тона.
– Не перед нами, не перед нами. Он скрыт от нас…, – говорил, вряд ли ведомый логикой, ибо логике потребуется время для анализа, а ответ его был так быстр, что без особого чутья не обошлось.