Весна
Флавио Росси. Фронтовой корреспондент. Род. 1901
Вторая половина апреля 1942 года
Всё началось с того, что Тарди, начальник отдела, сказал мне в четверг, предварительно пригласив в кафе на интересный, как он выразился, разговор:
– У меня сложилось впечатление, Росси, что вы засиделись в Милане и успели изрядно устать.
Утверждение отчасти было верным, но я не признался бы в этом по собственной воле. Мне уже давно хотелось выбраться из Милана. Куда-нибудь в Гран-Сассо, на Капри, на худой конец – в Сардинию. Но поскольку достойное внимания, с точки зрения редакции, происходило исключительно в Албании, бывшей Югославии или России, я предпочитал помалкивать о подобных своих настроениях. Между тем начальник отдела продолжил:
– Вы ведь, я слышал, изучаете русский?
И это, увы, было правдой, и тоже отчасти, поскольку поверхностное ознакомление и основательное изучение совсем не одно и то же. Один вопрос – он-то откуда узнал? Неужто успел нашептать Тедески? Или, может, Елена? Дружеские отношения толстого Тарди с последней уже не раз сбивали меня с толку, и если бы не мое к ней равнодушие в последние шесть лет, я давно бы разобрался с этой парочкой. Но сама мысль о действиях, причиной которых могла бы стать супруга, вызывала у меня отвращение. Возможно, лет пять назад – но не после того, как я последовательно сбегал от нее сначала в Абиссинию, где меня могли запросто убить эфиопы, потом в Испанию, где меня едва не расстреляли марокканцы, и, наконец, во всё ту же Албанию, где я, по счастью, задержался недолго.
Мои успехи в русском были довольно скромными. Я взялся за него весной прошлого года, когда всё вокруг указывало, что скоро начнется и там, а мысль, что надо бы снова удрать от Елены, опять не давала покоя. Однако, когда ожидаемое на самом деле началось, мое желание отправиться на русский фронт мгновенно испарилось и даже Елена с ее семейством не пробуждала во мне неуемной прежде жажды странствий. Я становился тяжел на подъем, не говоря уже об учительнице русского, юной хорватке по имени Зорица, занявшей с прошлого сентября существенное место в моей жизни, ставшей в последние два года размеренной и даже буржуазной. Иными словами, я становился домоседом, готовым сменить ненавистное жилище с обитавшей в нем Еленой разве что на Капри или Сардинию, где под руководством бывшей студентки из Загреба продолжил бы изучение нелегкого славянского языка.