За окном проносились всё те же безрадостные картины, что я видел
раньше. Разруха и хаос правили здесь. Швед надолго замолчал и я не
решался его прерывать.
- А ведь я знал отца Рябого. Маркус был неплохой человек, но
после смерти родных изменился, - наконец сказал Хольгерссон. -
Сошёл с ума. Говорят именно он начал первым использовать рабский
труд на пластмассоплавильнях и в парниках.
- Пластмассоплавильнях?
- Запах не чувствуете? – спросил темнокожий водитель
повернувшись ко мне. - В огромных чанах плавится сотни тонн
пластмассы, которая то нагревается, то охлаждается … хотя это не
совсем пластмасса, но это детали. В общем, процесс позволяет
обеспечивать их энергией.
- Но это же ужасно вредно. Этот запах, да и дышать этим
опасно.
- Им главное выжить.
Машина проезжала мимо группы коттеджей, со следами разрушений,
которые я отнёс к результатам давнего сражения. Так как кортеж моих
спасителей ехал намного медленнее процессии Рябого, я смог
рассмотреть остатки баррикад на улице, состоящих из домашнего
скарба и строительных материалов.
- Здесь был бой?
- Вы наблюдательны господин статский советник. Здесь была
последняя линия обороны тех, кто смог сохранить крупицу разума в те
непростые дни, тридцать лет назад, - швед даже не повернул голову в
сторону разрушенных домиков. Казалось ему неприятно и тяжело
отвечать на мой вопрос. Даже голос его изменился. - Мы проиграли.
Здесь погибла моя жена и была ранена дочь. Тогда ещё многие из нас
думали, что можно остаться в стороне. Не отвечать насилием, на
насилие. Мы выучили этот урок. Сейчас всё по-другому.
- Извините, я не знал.
- Ничего. Тогда погибло много людей. Спаслись чуть более двухсот
человек большая часть, из которых была женщинами и детьми.
То ли я был впечатлён и расстроен рассказом, то ли перестали
действовать лекарства Диего, но в глазах моих потемнело. Нет, нет,
только не снова. Пытаясь бороться со слабостью, я из последних сил
задал заинтересовавший меня вопрос.
- А Учитель, он тоже был здесь с вами. Какую должность он
занимал в колонии?
Хольгерссон повернулся ко мне. Глаза его расширились от
удивления. Он будто хотел, что спросить, но затем приказал водителю
остановится и что-то прокричал в рацию закреплённую на плече.
Голова моя закружилась, в груди закололо. Я упал на сидение,
пытаясь прийти в себя и справится с чёртовой центрифугой игравшей
моим головным мозгом. Через некоторое время дверь рядом хлопнула и
надо мной склонился Диего. Он что-то говорил, что-то делал, но я
его не слышал. Перед глазами у меня стояла эмблема с раскинувшим
крылья гусем на плече медика.