И первое, что я увидел, — мужской
перекошенный в крике рот и выпученные глаза. Ну, оно неудивительно,
когда тебя душат, то и не такую рожу скорчишь. Двое крепких парней
деловито убивали третьего на широченной кровати, а стоящая рядом с
ними невысокая миловидная женщина радостно хохотала, глядя на это
все. Причем по одеждам убийц сразу становилось ясно, что это
злодеяние случилось не вчера и не позавчера. Век
четырнадцатый-пятнадцатый, кабы не раньше.
Дальше — больше. Перед моим взглядом
маршировали армии, чадили жуткого вида костры, наводящие непонятную
тоску, и два всадника в сопровождении свиты спешно удалялись по еле
различимой дороге, скрываясь за полупрозрачной пеленой.
Видения сменяли одно другое, и вот
передо мной средневековый бал во всей его пышности. Яркие наряды,
маски, веселье на улицах города, в котором, как мне показалось, я
узнал Неаполь, где пару раз бывал в юности, один раз с мамой,
другой с Юлькой. Ну да, Неаполь в Средние века и сейчас — это два
разных города, но церковь Сан-Доменико-Маджоре и особенно
кафедральный собор трудно спутать с другими строениями. Мы столько
времени там с мамой провели, что я их хорошо запомнил. Как сейчас в
ушах прозвучало: «Валера, пойми, ты видишь одно из величайших
творений в мире. Фрески Джованни Ланфранко — это шедевр, не имеющий
аналогов». А потом выяснялось, что не один Джованни Ланфранко
творил эдакие шедевры, поскольку на творческой неапольской ниве
потрудились и Пьетро Каваллини, и Франческо Солимена, и невесть кто
еще.
Но в результате мама оказалась права,
пригодилась мне ее наука. Если все так, если это Неаполь, то дело,
считай, в шляпе. Больно здоровая была та кровать, на которой
задушили бедолагу, вряд ли она стояла в лачуге никому не известного
бедняка. А значит, это убийство оставило след как в истории, так и
в Википедии. Нет, душили тогда многих, европейское Средневековье
отметилось в мировой истории редкостной бессердечностью, но все
равно список будет не безразмерный.
Как будто издеваясь надо мной,
видения закончились тем же, чем начались, — удушением. На этот раз,
правда, прикончили не мужчину, а женщину, ту самую, которая чуть
раньше так заливисто смеялась, глядя на чужую смерть. Правда,
сейчас она была уже не так молода и красива, но тем не менее я ее
узнал. Да и убийцы мало походили на дворян, скорее они смахивали на
солдат или стражников.