В кабинет Елагина, неся на подносе чашку кофе и печенья, вошла
Яна.
— Спасибо, Яночка, спасибо, куколка… — и, бросив гневный взгляд
на съёжившуюся в углу Оливу, прорычал: — А ты иди! Через пять минут
заявление мне на стол!
— Простите, Александр Антоныч, но Оля не виновата, — заступилась
Яна за подругу, — Её вчера избили и бросили документы в лужу.
— Кто избил? Ты видела?
— Н-нет, но...
— А раз не видела, как же ты можешь утверждать?
— Но вы же видите этот синяк...
— А что синяк? Может, она по пьяни сама с кем-то подралась?
Ладно, — Елагин стукнул ладонью по столешнице, давая понять, что
разговор окончен, — Пусть пишет объяснительную. Там
посмотрим...
Олива вернулась в свою подсобку и там дала волю слезам. Села на
свой продранный стул (стол курьеру в подсобке не полагался) и стала
думать, с чего начать писать объяснительную. Да и что писать?
Избили бывшие одноклассники во дворе и кинули важные документы в
лужу? Опять переживать по новой это унижение.
В подсобку с ручкой и листом бумаги зашла Яна.
— Вот, — она протянула Оливе ручку и листок, — Пиши, всё
образуется. Только сначала успокойся. Слезами горю не
поможешь...
— Сволочи, — провыла Олива сквозь сжимавшие горло рыдания, —
Одиннадцать лет в школе мучилась… Думала, закончу — вздохну
свободно. Так нет...
— Да уж, — вздохнула Яна, — Но ты сама виновата. Ты так себя
поставила, что каждый тебя может пнуть. И одеваешься, ты меня
извини, конечно, но реально как бомж. Может, в деревне где-нибудь
такое и прокатило бы. Но ты же не в деревне.
— Тебе легко говорить, — вяло огрызнулась Олива, — А на что бы я
себе одежду купила? Моей зарплаты на еду едва хватает, а родители,
сама знаешь. Отец — алкаш, а мать...
— Ну и что? Можно подумать, у меня отец президент. Но всё равно,
я как-то стараюсь… соответствовать, что ли...
— Тебе легче соответствовать, с твоей внешностью тебе всё легко
даётся.
Олива с досадой отошла к окну, вытирая припухшие от слёз
глаза.
— Эх, уехать бы… Далеко-далеко, где тебя никто не знает.
— Куда, за границу? — Яна скептически усмехнулась.
— Почему за границу? Просто в другой город. Пусть маленький,
провинциальный. Зато гнобить не будут, как здесь.
— Тебя везде будут гнобить. От себя не убежишь.
— А может, убежишь? — с неясной надеждой в голосе проговорила
Олива, — Может, я просто родилась не там? Проснуться бы где-нибудь
в другой обстановке, среди других людей… Подальше от этой
мразоты...