– Я тоже вовсе не хочу этого, – вспыхнула Тру. – Не хочу, чтобы мы вели себя подобным образом.
– Я слишком богат и известен для чего-либо подобного. – Он криво усмехнулся. – Мы, знаменитости, склонны быть жесткими, если ты хочешь знать правду. Извини.
Отчего же, Тру понимает. Их юношеский роман был не более чем мгновенной вспышкой на жизненном пути. Особенно Харрисона. Он кое-чего достиг. Это правда.
Тру чуть приоткрыла дверь машины.
– Я не собираюсь нести бремя твоей славы. Так что можешь выбросить это из головы.
– Нести что?
– Бремя твоей славы. Я не состою в армии твоих фанатов.
– Хм… – протянул Харрисон медленно, как черная патока. – Спасибо за новое сообщение, мисс Приятный Разговор. Я думаю тебе пора. Мой менеджер Ден скоро будет здесь – думаю, через час. Он ездит как старая леди. – С этими словами Харрисон взял сумку с платьем с заднего сиденья и положил ей на колени.
– Спасибо, что подвез.
– Всегда рад. – У него был такой тембр голоса, что мог заставить любую девушку подумать дважды о ярко-розовом корсете, отделанном черным кружевом, на распродаже в магазинах «Виктория сикрет».
Прошло несколько секунд, но Тру не двинулась с места.
Как и Харрисон.
Дверь дома со скрипом открылась, разрядив напряжение, и на крыльце появилась Уизи, а следом за ней Джордж, Эд и Стайкер, три верных приятеля. Эд был светло-коричневый, Стайкер – черный как смоль, Джордж – светло-желтый. Лучшие друзья Уизи. Она держала открытую книгу в одной руке, а другой прикрывала глаза, глядя на маленький синий автомобиль.
– Ух ты, как выросла! – воскликнул Харрисон. – Но что-то в ней все же осталось от той девочки…
– Да, верно, – согласилась Тру.
Медно-рыжие волосы Уизи заплела в тугую косу, спускавшуюся по спине. На ней была футболка с изображением Микки-Мауса, белая мини-юбка и серые ботинки «Оксфорд».
– Приоделась, прямо скажем… – пробормотал Харрисон. – Дурацкие очки. Типично для Нью-Йорка или Сан-Франциско, но для здешних мест никак не годится.
– Она подражает хипстерам. Не то чтобы старается стать, но… – Тру было не до иронии: она воспринимала мир как большое холодное место, – а у Уизи душа нараспашку, что делало ее ранимой и вовсе не прибавляло уверенности Тру. Многое, очень многое доставляло ей беспокойство.
– Сколько ей сейчас? – спросил Харрисон.
– Восемнадцать. Обожает ток-шоу на телевидении. Мне кажется, слишком.