- Как ты? – спросила я, с опаской поглядывая на тоненький проводок капельницы, тянущийся от бабулиной руки к штативу.
- Гораздо лучше, температуру сбили. Вот, капают все время… - Бабуля улыбнулась, и у меня на душе сразу потеплело. – Я бы хоть сегодня отсюда сбежала, да врачи говорят, что лечить будут неделю.
- Чего это ты придумала? Лечись, сколько положено.
- Ты ж там совсем одна.
- И мне не десять лет, – погладила я морщинистую руку.
- Я за ней пригляжу, баб Маш, - хохотнула Наташа из своего угла. – Баловаться не разрешу.
- А за тобой-то кто приглядит?
- Да, все нормально, баб Маш, справимся, - успокоила ее Наташа. – И вам тут скучать не дадим.
- Что тебе принести? Кормят нормально? – снова спросила я.
- Да, ты знаешь, - встрепенулась бабушка. – На завтрак давали очень даже приличную запеканку и какао. У меня даже аппетит разыгрался. Так что, ничего не нужно.
- Ладно, сами разберемся, - кивнула я. – Бабуль, я тут вещицу одну нашла…
И достала из сумки коробочку с брошью.
- Не знаешь, что это? И главное, откуда?..
- Ничего себе, красотища! - материализовалась за спиной Наташа.
Лицо бабули вытянулось от удивления. Казалось, она не верит своим глазам.
- Где ты это взяла?
- Нашла в твоем сундуке.
- Что, вот так спокойненько она там лежала?
- Ну, в общем-то, да… Я вчера искала куклу, ту мулатку, помнишь? Ну, и наткнулась на эту брошку.
Бабуля молчала какое-то время. Она взяла брошь и разглядывала ее, аккуратно поглаживая граненую поверхность камней. Мы с Наташей не нарушали повисшую тишину, даже девушка на соседней койке, казалось, боится пошевелиться, искоса поглядывая в нашу сторону.
- Словно вестник прошлого, - проговорила наконец бабушка.
- Это твоя брошь? – рискнула спросить я.
- Наша, семейная, - все так же задумчиво ответила она. – И давно потерянная. Вот уж не гадала, что найдется когда-нибудь…
- Баб Маш, расскажите, интересно же, - заканючила Наташа.
Бабуля очнулась и посмотрела на нас отчего-то повлажневшими глазами. И столько в них было грусти, словно картины прошлого, что промелькнули сейчас в ее памяти, были безрадостными, трагичными. Ее грусть передалась мне. И даже Наташа принялась смущенно рыться в сумке, проникаясь общим настроением.
- Можно сказать, что эта брошь – семейная реликвия, - вновь заговорила бабушка. - Сколько себя помню, она все время была у нас. Пока не потерялась во время переезда. Где мы только ее не искали… а она, оказывается, все время преспокойно лежала в сундуке.