Где-то
плакал ребенок. Где-то скулила собака.
Чудовищно
захотелось курить. Миновав стоящие на входе сканеры, свернул в еле
заметный закуток и, искренне порадовавшись, что тут нет никаких
собеседников, открыл портсигар. Дымить он всегда любил в
одиночестве. Он и сам уже не помнил, откуда у него взялся этот
заскок, но Марк следовал ему лет с семнадцати. На работе его не
поняли бы, решив, что он просто жадничает делиться табаком, поэтому
там он врал, что не курит вообще.
Хотелось
верить, что сейчас это последняя сигарета в его жизни. Он регулярно
пытался бросить это неблагодарное самоотравление уже несколько лет.
Докурил пятую и выбросил ее в урну.
Хотелось с
кем-то поговорить. Похвастаться, что удачно смылся, что теперь
перед ним миллион новых возможностей. Но с кем?
Возможно,
сейчас его смогла бы выручить своим обществом та самая
околобожественная Сестренка? Хотя, возможно, умей он с ней
говорить, и ситуации бы этой не было. Марк первый раз за много лет
задумался о том, что, может быть, Сестренка вовсе и не
виновата…
***
Марк Сестру
ненавидел. Конечно, со временем эмоции поутихли, но Марк не мог ее
простить после того, что она сделала. Точнее, после того, что она
не сделала.
Родителей
Марк почти не знал, с раннего детства живя с дедушкой. Все, что
осталось у него в голове от мамы с папой, это два смутных, словно
подернутых дымкой тумана, не то образа, не то силуэта.
Марк просто
принимал факт их существования в собственном прошлом. Вроде как у
всех есть мама и папа, и у него они вроде как были. Вот только
никакого пиетета в отношении них мальчишка, а затем и подросток, не
испытывал. Хоть и поминал порой добрым словом. О мертвых ведь либо
хорошо, либо ничего. Наверное, если бы они погибли чуть позже,
например, когда Марку было бы лет десять или двенадцать, это и
наложило бы на него какой-то отпечаток. А так…
А вот деда
он любил очень. Дед хороший был, ничего для внука не жалел, хоть и
зарабатывал довольно мало. Дед многое ему дал, многому
научил.
Старик
носил странное для нынешнего мира имя Никон и всю сознательную
жизнь проработал на том же самом заводе, где до недавнего времени
работал Марк. В их родном секторе, собственно, завод был
единственным местом, где платили хоть какие-то деньги. Откровенно
бедный у него был сектор, да к тому же еще и более чем замкнутый.
Чужаков тут недолюбливали, как и любую новизну в принципе. А по
сему, у любого случайно оказавшегося на родине у Марка
путешественника могло возникнуть ощущение, что он не просто приехал
на новое место, а еще и одновременно с этим переместился лет этак
на десять-пятнадцать в прошлое.