Я прислушиваюсь к собственным ощущениям. Думаю, что должен
наступить момент, когда воспротивлюсь. Когда прекращу это. Но кроме чистого
удовольствия не слышу ничего.
Ветер всё так же волнует водную гладь, треплет мои
волосы, касается моего лица, остужая вспыхнувшие алым знаменем щёки. Птицы всё
так же поют свои развесёлые лёгкие песни. Лодка всё так же покачивается на плавных
волнах. Он всё тот же человек, кто причинил мне нестерпимую душевную боль. И я
всё та же. Та, да не та. Были в той истории и другие нюансы. Были. И я
не могу их отрицать.
Так же мягко, как и начал поцелуй, он его обрывает.
Смотрит мне в глаза. Так же. Да не так. Вижу в его глазах что-то иное.
Неуловимое. Кричащее. Манящее. И я, подобно мотыльку, хочу полететь на это
пламя.
Он не говорит ни слова. Просто гребёт вёслами, глядя на меня. На мою
тихую улыбку. На моё молчаливое маленькое женское счастье. И пусть я опалю
крылья по самое основание, но впервые за прошедшие шесть лет я чувствую себя живой.
На берегу я забираю спящего Лёшку из рук Полины, и мы
идём к нашему корпусу. Она кутается в плед и улыбается. Меня согревает её
улыбка. Потому что я знаю, что её вызвало. Мой поцелуй.
Не смог сдержаться. Да и не хотел. Боялся её реакции, но
рискнул. И остался доволен. Полина – золото. Отзывчивая. Мягкая. Нежная.
Целовать её – сплошное удовольствие. Просто целовать. Сминать мягкие податливые
губы. Чувствовать бархатистую нежность её рта. Ощущать горячую шершавую
влажность языка. Без искушающего намёка на продолжение.
У самого корпуса Лёшка просыпается, и вместо номера мы
идём на обед.
– Я хочу макароны с котлетой и десерт, – говорит мой внук, вызывая у меня
сдавленный смешок.
И, конечно, я заказываю рожки с котлетами и мороженое.
Полина удивлённо смотрит на меня.
– Мы трапезничали вчера поздним вечером, пока ты спала. – признаюсь ей, и
она хмурится. – Лёшка пришёл ко мне, хотел есть. Мы поужинали, я почитал сказку
и уложил его спать, отнёс в твою кровать и всё.
В защитном жесте поднимаю руки. Она недовольна, понимаю.
Закусывает пухлую губку. Морщится. И выдыхает.
– Спасибо, что позаботился о моём сыне, – говорит мне, – вчера я была... не
в состоянии...
Вот так просто, незаметно, мы переходим к чему-то
большему, чем были несколько часов назад.