Николай Петрович потянулся к бардачку и достал увесистый конверт.
– Прости, если когда-нибудь сможешь, что я втянул тебя в наши воспитательные моменты.
Он всунул мне в руки конверт.
– Прощай, Полина, – он потянулся и открыл мою дверцу, – и не держи зла.
Сама не помню, как вышла на улицу и смотрела вслед удаляющемуся автомобилю. Пальцы судорожно сжимали конверт с деньгами. Достойная плата за ночь моего позора.
Меня не интересовало, во сколько меня оценил этот мужчина. Я засунула деньги в самую глубину своего чемодана и прорыдала три недели.
Я усиленно соображал, как лучше поступить.
Сегодня истекал срок погашения долга. Сто
семьдесят миллионов. Блядь! У меня не было таких денег. Даже если я продам в
срочном порядке тачку и загородный дом, подаренные отцом, я едва ли наскребу
половину. А кредиторы уже дышат в затылок, намекая, что могут списать долг,
используя мою подружку по назначению.
Но Полинка... Такая нежная, воздушная. Я
люблю её и хочу сделать своей женой. Как только разберусь с кредиторами. Как
только приведу в порядок свою жизнь.
Из-за всех навалившихся проблем я снова
подсел на иглу. И всё бы ничего... но на это уходит большая часть моих
карманных денег. Если отец узнает о долге и наркоте... Я боюсь даже думать о
том, что может учудить папа. В его власти стереть меня с лица земли. Или отдать
в рабство. Или отправить в частный пансион в Швейцарию, где за мной давно
уготовано местечко. И там хуже, чем в монастыре на Тибете. И хуже, чем в
элитной военной школе.
Потому что пансион в Швейцарии – это
элитная клиника для деток богатых родителей. Там лечат любые напасти. С
чувством, с толком, с расстановкой.
Моя школьная подруга призналась родителям
в гомосексуальных наклонностях, а после лечения подалась в религию и вышла
замуж за строгого мусульманина. И ухом не ведёт.
А мой одноклассник всего-то стырил часы в
салоне своего отца и уже три года волонтёрит в Африке, готовя еду голодным
чёрным деткам. Добровольно. После лечения.
Зная своего отца, я боялся попасть в
клинику.
Но ещё больше я боялся, что кредиторы
придут за Полиной.
У меня не было выбора. На самом деле нет.
Ради неё я был готов отправиться в клинику.
– Папа, у меня проблемы, – бросил я за
ужином.
– Сколько? – он поднял глаза на меня.