Девяностые, восьмидесятые... Джей горько улыбнулся. Счастливая
пора беззаботного детства, мир, казавшийся таким добрым и большим,
бесконечным как океан, начинавшийся у порта, и интересным, как
неразведанный соседний квартал. И хотя там могла быть местная
чёрная шпана, встреча с которой не сулила ничего хорошего
светловолосому белому пареньку, это был добрый мир. Потому что там
не было «пятнашек».
Джей усмехнулся этому слову. На одной из редких встреч
смотрящих, когда ещё летали редкие самолеты, угрюмые парни, каждый
с огромной кобурой под мышкой, в очередной раз решали, что делать и
как менять стратегию и тактику борьбы. На той сходке были двое
русских. Один из них и рассказал, что слюнявых у них называют так.
Странно, у кого из этих северян возникла бредовая идея сравнить
жестокую охоту мерзких тварей со старой как мир, такой милой
безобидной детской игрой в догонялки.
— Пиат-наж-ки... — произнёс он вслух, словно пробуя на вкус
непривычные звуки. Английское название, «тэг», было гораздо короче
и звучало чётко и ясно, и тоже подходило по смыслу. Джей снова
улыбнулся. Он вдруг вспомнил, как однажды, давным-давно, в том
невероятно далёком отсюда детстве, вместе с другими мальчишками из
своего двора, увлёкшись этой игрой, стремительно удирал от
длинноногого рыжего соседского приятеля Пита, который водил. И как
он, маленький Джонатан Сэмюельсон, бежавший изо всех сил, налетел
на торец внезапно открывшейся двери подъезда их дома и почти
проломил себе череп. За дверью оказалась мама, она как раз
собралась в магазин. Кровищи тогда было! Сорс зажмурился, словно
это происходило с ним сейчас, и смахнул навернувшиеся слёзы.
Разбитый окровавленный лоб трещал, в глазах стояли радужные круги,
а мама кричала так, словно он уже умер. Но больше всего, на всю
жизнь, он запомнил её глаза, наполненные ужасом за него и эти её
слова: «Никогда, слышишь? Никогда больше не играй в пятнашки!
Понял?..» От её крика, минуту назад такая бравая, вся дворовая
ребятня трусливо попряталась по всем щелям, ожидая справедливого
возмездия за нерадивость и неосторожность. А потом мама заплакала,
вытирая ему кровь с лица своим платком, и, отведя глупого, но
бесконечно любимого сына домой, долго возилась с раной, срезая
вокруг пропитанные кровью космы, промывала, обрабатывала, бинтовала
голову...