Случилось это во время дуэли Бажова,
состряпанной с подачи Окина, успешно использовавшего в своих целях
последнего Шарова. И для того, чтобы запачкать как имя самого
Антона Бажова, так и Московского князя, так, чтобы знающим людям
казалось, будто именно он всё это организовал, ему, Половскому,
даже не понадобилось его нынешнее положение! Только уже имеющиеся
связи, мотивация и деньги, которых в тот момент было не так уж и
много. С последним, впрочем, нынче Мирон Львович, имея
неограниченный и неконтролируемый доступ к некоторым кремлёвским
финансовым фондам, затруднений уже не испытывал.
— Бажовы… — пробормотал мужчина, с
кряхтением поднимаясь с дивана и направляясь к одному из стеллажей,
с которого он аккуратно снял некую папку и начал медленно
пролистывать её содержимое, иногда замирая и внимательно вчитываясь
в скупые строчки текста, а затем глубоко задумываясь.
«Ну… в общем-то я уже сейчас вижу,
как это можно использовать. Да… Если сейчас кое на кого надавить,
то вполне можно организовать резкий скачок цен. А затем правильно
поданная информация подстегнёт массовую истерию вызвав
искусственный дефицит, — Половский пролистнул ещё пару страниц, а
затем, отложив на стол эту папку, подошёл к другой стене и достал
ещё одну подшивку из нескольких амбарных книг. — И если всё сделать
аккуратно, намекнув на виновников, то мало кто вообще задумается
над тем, что в Москве всего тысяча лишних ртов, которая ну никак не
может вызвать такой продовольственный кризис. Хм… а может быть,
реально голод устроить? Хотя нет, неудачная идея… здесь лучше
действовать аккуратно, так, чтобы никто даже не заподозрил саботаж…
Ограничимся гречкой, она есть в пищевой корзине у низшего и
среднего класса, и, если цена на неё взлетит хотя бы на пять-десять
копеек, это вызовет как минимум панику. А оправдать такой скачок
всегда можно плохими перспективами на урожай в посадах. Ну и,
конечно же, появлением кучи новых переселенцев!»
Вновь вернувшись на диван, Мирон
Львович опять углубился в чтение ранее отложенной папки, а спустя
ещё несколько минут взял со стеллажа другую и некоторое время
сравнивал их, довольно улыбаясь. После чего потянулся к телефонной
коробке, окрашенной в неприятный серо-коричневый цвет.
— Разноцветье трав не остановить, —
произнёс Половский.