Если бы не обстоятельства, такой поход можно было бы даже
назвать приятным. Вторая половина августа радовала отличной
погодой, температура держалась на максимально комфортных двадцати
пяти градусах, и ничего вокруг не напоминало о полыхающей где-то
там большой войне. Лишь порой гудящие где-то за кронами деревьев
самолеты, напоминали о событиях последних дней.
Удачная охота обеспечила путников мясом, что в дополнение к
пожертвованному крестьянами свежеубранному зерну, позволяло
более-менее нормально питаться, сетуя лишь на отсутствие привычного
кофе по утрам. Про круассаны - извечные спутники горячего
тонизирующего напитка - никто и не вспоминал, на войне было не до
сладкой выпечки. Этот символ мирной жизни для воюющих третий год, а
если считать почти год странной войны то четвертый, был для солдат
французской армии бесконечно далеким миражом уже почти забытой
жизни.
Сложно сказать, когда они свернули не туда, учитывая, что карты
этих мест ни у кого не было, а направление определялось по Солнцу,
однако, судя по всему, какая-то из троп увела отряд в сторону от
основного направления. Лес неожиданно закончился, путникам
открылась картина привычных французских полей с редкими
вкраплениями деревьев. Возможности и дальше следовать под
прикрытием зелени не наблюдалось. Зато наблюдался немецкий
тентованный Опель-Блитц, стоящий на обочине дороги, и пара
суетящихся вокруг него бойцов в форме противника.
- Ланц, ты же из Эльзаса? - Глядя на то, как двое солдат
пытаются починить колесо в явно загруженном по самое "не балуйся"
опеле без его разгрузки, не поворачивая головы спросил офицер
одного из своих бойцов.
- Так точно, господин майор.
- На немецком, значит, говорить можешь?
- Могу, с акцентом, правда, но могу.
- Вот и отлично. Нужно будет поспрашивать этих, отбившихся от
стада, баранов.
- А получится? - С сомнением произнес другой голос. Танкистов
такому, понятное дело, не учили, однако в данной ситуации, учитывая
что других солдат противника в округе не наблюдается, грех было бы
не попробовать. В конце-концов, нужно же понимать, в какую сторону
двигаться, и как далеко находятся французские части.
Все эти мысли Бийот и выложил подчиненным. Он, как старший по
званию, мог, конечно, и просто приказать, однако ситуация
складывалась таким образом, что требовалось не просто слепое
подчинение, а разумная инициатива. Тем более, что с вооружением у
группы было не так уж хорошо. На шестерых у них было три винтовки с
двумя десятками патронов на всех, один пистолет-пулемет, которыми
стали комплектоваться французские танки с 1941 года в качестве
оружия самообороны и личный пистолет самого майора, только чудом не
потерявшийся во всей кровавой круговерти последнего боя.
Возможность разжиться еще парой стволов дополнительно к важным
сведениям, шла приятным бонусом, однако само же наличие этих
стволов требовало определенной осторожности.