- А как-то раз, - продолжала баба Нюра, не замечая, что пугает
нас, - слышит как доча его говорит с кем-то. Так он хлоп в комнату,
а она глядит в темный угол и болтает на своем, детском, да ручонки
туда тянет. А второй-то сынишка стал ночами запираться в шкафу и
плакать. Говорит, мол, из подвала выходит человек и зовет его с
собой. Так он даже учиться перестал, думали, совсем ребенок
тронулся умом. Хотели его в «шесят девятую» сдать. А Светка, жена
Вовки, говорит как-то спать легла, а муженек еще в гараже возился,
так она слышит шаги, думает - пришел. Она лежить улыбается. Кровать
заскрипела, видать лег он. Так она ему: «Быстро ты, дорогой». А он
молчит и дышит только, волосы ее гладит. Так она снова: «Чагой-то
так быстро?», - а он сновать молчит. Так она повернись да глянь
туда, а там и нет никого. Так она так кричала, так кричала, что всю
улицу на уши подняла. И под конец, как-то Вовка ночью попить пошел,
так он глядь, а в зале в кресле сидит кто-то. Тихо так сидит,
молчит, да только смотрит. Вовка хвать ружье да на него. А
кресло-то пустое. И вродь все как хорошо, да только слышит он, как
мячик по полу скачет, а мячика так и нет вовсе. Вот жешь какие
дела.
Она закончила рассказ и взглянула на нас. Мы с пацанами сбились
в кучку. Стояли и тихо стучали зубами. Леха иронично на нас
поглядывал.
- С-с-спасибо, баб Нюр, – выдавил я.
- Спас...паса... басипо. – закивал Стас, и они с Серегой быстро
нагорели в сторону Ленина.
- Ты заходь, Андрюшка, вон оно какой большей стал.
- Да-да, обязательно, баб Нюр. До свидания.
Мы с братом припустили вслед за пацанами и нагнали их уже возле
кулинарии, что на самом свороте с Ленина на Горького. Больше в этот
день мы об этом не говорили.
Ночью я долго не мог уснуть. Лежал в кровати, и смотрел на
дверь. Все ждал, как она со скрипом поползет в сторону и покойник
из подвала схватит меня ледяными руками. Ждал так долго, что не
заметил, как провалился в сон. Я пребывал на грани сна и
реальности, когда это произошло. Вы знаете это ощущение? Ты уже
спишь, ты понимаешь что спишь, начинаешь видеть сны, но при этом ты
все еще контролируешь комнату. Меня вдруг охватил ужас, леденящий
душу ужас, пробравший меня до мозга костей. Я дернулся на кровати и
открыл глаза. Тело мое одеревенело, я покрылся холодным потом,
который тут же, мгновенно пропитал простыни. Глаза мои
распахнулись, руки схватились за одеяло, я весь вжался в матрас.
Этот ужас давил с такой силой, что мне хотелось кричать. Сердце
бешено билось о грудную клетку, отдавая в виски и ударяя в глаза,
которые разве что не выкатывались. Я как загнанный в угол зверек
озирался по сторонам в поисках причины этого панического ужаса,
этого глубинного ледяного чувства, древнего как мир, но не находил
ничего. Стул все еще был стулом, пиджак висящий на плечиках все еще
был пиджаком, крючковатые ветви за окном не казались мне длинными
руками замогильных тварей. Даже черные углы комнаты не давили на
меня своей мрачностью, скрывая в себе порождений тьмы. В комнате не
было никого. Или я просто никого не видел, ведь ужас был настоящим,
он точно был, был со мной. Пролежал я так с полчаса, пока снова не
уснул, периодически вздрагивая и открывая глаза, чтобы осмотреться.
В эту ночь потустороннее существо, если оно и было в моей комнате,
не решило показаться мне на глаза.