Кьяртан замолчал и, прикрыв глаза,
погрузился в подобие сна. По всему стало видно, что он согласился
исполнить желание Тордис. Она же, довольная собственной удачей,
вдохновенно запела. Пела и сознавала, что очень скоро навсегда
простится с прошлым, плохим или хорошим – не важно, но своим,
собственным, вот в чём заключалась его незаменимая ценность. А
песня о непобедимой женщине из стали, подвластной лишь далёким
богам, теперь будоражила её воображение: легенда обещала стать
явью. Но какой будет эта явь, во что обратится новая жизнь, чем
закончится загадочная история с перевоплощением? Ответа не
было.
Сталь - её кожа, сталь - её
мышцы,
Сталь - её кровь.
Сталь - её песня, сталь - её
мысли,
Сталь - и очаг, и кров.
И в дни боевые, и мирной
порою
Такая опора людям нужна.
И в горе, и в радости.
И в страсти, и в мести.
Лишь воле богов покорна
она.
А для врагов неизменно
страшна.
У Асы стальные бока,
Руки и ноги стальные.
У Асы стальные глаза,
Но слёзы её – вода,
Потому что они – живые.
Песня смолкла. А Тордис, ещё
оставаясь настоящей женщиной, так и не смогла избавиться от
угольков любопытства, медленно припекавших её изнутри. И девушка,
пристально глядя в щёлочки сомкнутый век Кьяртана, опасаясь уже не
получить ответа, умоляюще спросила:
- Скажи, отшельник, повелитель рун,
как бы ты сделал меня красивой для ярла Кракена, ведь моё лицо
обезображено глубокими ожогами и это – навсегда?
- Кхе-кхе-кхе… - вначале вместо
ответа прозвучал скрипучий смех Кьяртана, а лишь потом - его
голос:
- Огонь нанёс тебе урон и он за него
в ответе. Огонь – сын Сурта, владетеля пламенной стихии
Муспельхейма, имеет своё рунное обозначение, свой рунный смысл.
Таковой мне известен. На трёх деревяшках я бы вырезал его руны, а
потом сжёг бы, пеплом посыпав твои щёки и лоб… А через день ни один
лекарь в целом свете не нашёл бы и следа ожогов. А потом… К твоим
трём добавил бы ещё одну руну – женского коварства и обольщения, и
тогда весь мир склонился бы к твоим ногам. Но! Не забывайся,
строптивая девчонка, твой выбор уже сделан – твоё желание против
моего. Пожалеешь ты о нём или нет, мне безразлично… Поднимайся!
Разожги очаг и вскипяти воды, да прикрой дверь пологом. Руны не
любят солнечного света. Я скоро вернусь.
Незаметно потирая руки, Кьяртан
направился к выходу. Лицо отшельника расплывалось в удовлетворённой
улыбке. Полным злобы и коварства выглядело это торжество радости
вечного изгоя, человека привыкшего подло и безнаказанно проливать
чужую кровь. Чёрно-синие травы на его лбу зашевелились, словно
ветер игриво коснулся их, а крылатые змеи воинственно изогнулись,
концами хвостов трепетно касаясь губ хозяина.