А не так давно дяденька Иса, слуга – камердинер Андрея
Григорьевича сказал:
- Хватит та масику сказки сушать, пора ему самому самураем
становися та.
Исао Ямамото почти хорошо говорил по-русски, но почему-то упорно
не выговаривал букву «Л», а иногда невпопад добавлял к словам
окончание «та».
Пока Андрей Григорьевич принимал водные процедуры, мальчик
кряхтя поднялся и невольно на него засмотрелся.
- Вот бы мне таким стать! – подумал он.
Статный, поджарый, перетянутый по всему телу тугими мышцами,
глубокий рваный шрам по левому плечу и небольшой шрам вниз от
левого глаза по щеке - Андрей Григорьевич представлялся Лёше
древним воином. А как они бились с Исой, особенно на палках – да
это прямо танец какой-то – у мальчика просто дух захватывало. Дааа,
чтобы такому научиться не лень лишний раз ведра потаскать.
- Ну что будущий воин, пойдём дух укреплять! – сказал
улыбающийся Андрей Григорьевич задумавшемуся мальчику.
- Будем сегодня опять учиться иероглифы рисовать – ведь это
целое искусство, о котором я продолжу тебе рассказывать.
- Ура! - обрадовался мальчик. Он так любил рисовать непонятные
японские буквы и слушать о них невероятные истории от Андрея
Григорьевича. Эти буквы, как там их – «иероглифы», они как
маленькие картинки, которые, казалось, сейчас оживут и расскажут
ему что-то на своём, непонятном – японском. Они так непохожи на
наши Аз, Буки.
- Но сначала завтракать!
- Можно я не буду сегодня завтракать!
- Почему? - удивился Андрей Григорьевич.
- Не хочу сверчков есть, – ответил Лёша.
- Каких сверчков? – опять удивился Андрей Григорьевич.
- Которых для меня дяденька Иса приготовил. Он сам мне так
сказал и ещё сказал, что это самое вкусное японское блюдо.
- Хорошо, пойдём, сразу покажу, что надо рисовать, - засмеялся
Андрей Григорьевич, показывая Исе за спиной кулак. А Иса, приняв
туповатый вид, развёл руками.
- Вот этот иероглиф называется…
… Поручик, очнись! Да очнись же ты! Мы не можем тебя постоянно
на себе тащить.
Алексей дёрнулся, пытаясь вскочить, но сильные руки его
удержали.
- Да не так резво! То не достучишься, а то скакать готов.
От рывка у Алексея голову пронзила острая боль, он даже не
удержавшись застонал, но зато, от резкой боли прояснилось зрение.
Он увидел, что его окружают недавние пленные.
Он было дёрнулся, переходя в боевой режим, но увидел свой же
пистолет в руках одного из солдат и услышал его хриплый вкрадчивый
голос.