Прищуриваюсь, голова медленно
крутится.
А ведь точно! Стены по обе стороны
от пленки слишком разные. На нашей половине новее и суше, а на
половине девушки почти черные от влаги, вот-вот развалятся. Переход
слишком резкий, это не может быть одним коридором.
– Замечаешь, – промурчал Борис.
– Вот же я лох!
– Если видишь неправдоподобную смену
текстур, швырни вперед горсть песка, пшена или еще чего зернистого.
Тайное станет явным.
Из-за угла на том конце коридора
выметается тень, сумрак обнажает сгорбленного мужчину, в кулаке
топорик. На теле лохмотья, как гроздья гнилых бананов, сверху
прозрачный дождевик, в полиэтилене много дыр и царапин. Рожа худая,
медная, борода и усы в пыли, глаза сверкают как у больного раком,
которому терять нечего.
Подкрадывается к девушке, глаза
превращаются в глазищи, над девушкой горб стал круче, острие носа
скользит вдоль халата, ноздри вздуваются, пыхтят, по морде волна
судороги, губы задрожали в дьявольской улыбке, во рту желтые шипы с
бурым налетом, черные дырки.
На нас внимания никакого.
– Нас не видит, – сказал Борис. –
Портал односторонний.
– Каннибал?
– До людоедства рукой подать. Но
сейчас ее мясо нужно этому типу для другой цели. Он мерза.
Тот, кого Борис назвал мерзой,
воткнул топорик в рыхлую плиту. Улыбка еще гаже, течет слюна. Мерза
обходит девушку, теперь его ноги по обе стороны от ее бедер, колени
врезаются в пол, пальцы возятся на уровне гениталий.
Задирают халат, в коридоре на миг
светлее от бликов женских ягодиц, но в миг следующий на чистое тело
наваливается тощая волосатая туша в грязи и лохмотьях.
Стон удовольствия. Девушка
вздрогнула, начала приходить в себя...
Дрожу от злости. Ладонь уже на
рукояти зубастого кинжала, порываюсь вперед, но осаждает мысль:
между нами смертоносный барьер.
Девушка сонно моргает, попытки
приподняться, шея выкручивается влево, вправо. На лице морщины,
оскал, слушает чувства... Глаза взбухли, волосы в рывке взлетели
роскошным костром, истошный крик, но половину лица тут же закрыла
перчатка мерзы. Крик теперь глухой, лицо пленницы красное, она
кусает, но на этот случай насильник, похоже, и носит перчатку.
Несчастная может лишь тщетно дергаться, а мерза стонет в такт
рывкам.
– Ублюдок! – кричу.
Щелчок предохранителя на арбалете,
стрела смотрит в гада, но ее колеблет вместе с моими руками.