Очнулся на коленях в центре ямы,
рядом раскорячено, как гигантская морская звезда, изодранное тело,
я в крови весь, словно ею меня обливали ведрами, из груди свирепый
свист. Всюду разбросаны тушки рычунов, одни заколоты, у других
проломлены черепа, дырки от шипов кастета, на третьих сияют борозды
лезвия, четвертые разрублены... У моих ног рычун с растерзанным
горлом, его я, наверное, загрыз. Не помню, как, но знаю, что
половину рычунов убил я. Но если бы не Борис, убили бы и меня.
Тяжелые шаги, громче, громче...
Борис, опершись на дробовик, опускается сбоку на колено, дуло
дымит, мне на плечо ложится горячая ладонь.
Мое злое дыхание постепенно
переходит в судорожное, меня накренило, нос уткнулся в плащ, Борис
приобнял, глаза наконец-то увлажнились, слышу свои хныки.
– Поплачь, – разрешил Борис. – Это
агония. У всех так. И у меня было. Аж на восьмой день, вроде должен
был привыкнуть, а все равно... Пуповина с прошлым рвется, это
всегда больно. Щас пройдет...
И действительно. Прошло.
Борис дал фляжку с водой. Я
присосался как клещ, но Борис не возражает. Губы от горлышка
отрываются, выдох. Утираю сопли, Борис прячет сосуд в торбу.
Встает, помогает встать мне. Торба
делится с его ладонью горстью красных цилиндров размером с сигары,
те по очереди с щелчками ныряют в трубу под стволом дробовика.
– Расстрелял всего-то пять, –
усмехнулся Борис. – Остальные твои.
Озираю кровавые плоды своей ярости,
еще недавно от такой скотобойни меня бы вывернуло, а сейчас запаха
крови даже не ощущаю.
– Что теперь? – спросил я.
Вопрос скорее философский.
– Сражаемся за возможность видеть,
слышать, дышать, есть, пить и спать и другие простые вещи, которые
в прежней жизни, дураки, не ценили. – Борис вернул лишние патроны в
торбу, дробовик за спину, под плащ. – И радуемся каждому
отвоеванному часу.
Осматриваю себя.
– Вымазался весь!
– Ничего. Высохнет, отшелушится.
Может, наткнемся на ручей. А пока...
Борис берет из моей лапы нож, сапог
пинает башку рычуна, которого я загрыз, колено вновь касается
пола.
Следующий час разделываем тушки:
Борис режет, я складываю в торбу. Удивительно: черная тряпочка
растворяет в себе огромные сочные куски, даже не пропитываясь
кровью.
– В ней еще и время замирает, –
хвастается Борис, выковыривая из рычуна шарики дроби острием ножа.
– Продукты не портятся. Круче консервов. Хотя лучше есть консервы
дома.