Первой зашевелилась женщина. Она с кряхтеньем поднялась на четвереньки, посмотрела на милиционеров бессмысленными глазами, напомнив Костику недавнего жалобщика в рубашке с короткими рукавами, и вдруг тихо завыла, раскачиваясь из стороны в сторону своим массивным телом.
– Вам тоже, гражданка, спасибо, – сказал Сергеев и, повернувшись к своим, прошипел: – А вы чего застыли? Давайте этого вниз, быстро! Сматываемся!
Ванин с Приходько подхватили бесчувственное тело и поволокли его вниз по лестнице, и Костик, не мешкая, рванул за ними, с радостью ощущая, как к нему возвращается слух. Замыкающим пристроился капитан. Один пролет они преодолели в полной тишине, если не читать мягкого стука о ступени пяток задержанного, с ног которого давно слетели домашние тапки, и хриплого дыхания оперов.
Костик уже совсем было уверился, что отступление пройдет тихо, без эксцессов, как внезапно сверху послышался истошный женский крик. Кричала, судя по всему, наконец опомнившаяся Клавдия.
– Не тормозить, – сквозь зубы скомандовал Сергеев, а сам остановился, героически оставшись прикрывать отход боевой группы.
Костик, поколебавшись, замер на полпролета ниже. Ему было необычайно интересно, а Ванин с Приходько справятся и без него. В конце концов, пятый этаж, чай – не двадцать пятый.
– Убили! – истерично голосила госпожа Бронштейн, если только эта женщина не являлась любовницей очкастого горе-математика или его побывавшей замужем и сменившей фамилию сестрой. – Ой, люди, что же это такое делается…
– Да кого убили-то? – не без некоторой злости бросил Сергеев, не возвращаясь, однако, наверх, готовый в любой момент продолжить организованный отход на заранее намеченные позиции. – Доктора, что ли, вашего научного? Да он там просто дурака валяет! Растолкайте его, пусть уже встает, наконец!
Костик на цыпочках поднялся и замер возле капитана, вытягивая шею. Тот покосился на него с раздражением, но ничего не сказал. Костик видел, как стоящая на коленях женщина мотнула головой, на мгновение утихла, затем вдруг осознала, что находится перед высыпавшими на лестничную клетку жильцами в разошедшемся по швам платье, и заголосила с новой силой, так, что у Костика опять едва не заложило уши.
– Я жаловаться буду! – кричала предполагаемая Бронштейн, пытаясь как-то стянуть на груди превратившееся в лоскуты платье.