Метатель ножей усмехнулся и под руку повел юную маркизу
осматривать поместье. Инира шла, глядя по сторонам, и с каждым
шагом наивные мечты маленькой девочки осыпались с тихим звоном к ее
ногам. Она повидала достаточно больших домов, чтобы увидеть то, что
старались скрыть недорогими украшениями из еловых ветвей, перевитых
полосками яркого ситца.
Огромный дом пустовал, как выжженная холодом и ветрами пустошь.
Его величие давно миновало. Кухня с ее огромным прожорливым очагом
оказалась самым обитаемым и теплым местом в поместье. Плотно
запечатанные ставни, покосившиеся двери и осыпавшиеся элементы
декора спрятанные венками и гирляндами, выглядели, как замазанные
косметикой морщины на лице пожилой прелестницы.
На крыше пустующего крыла росли кусты-самосейки. Наспех
вычищенная подъездная аллея демонстрировала трещины и ямы, которые
два деревенских увальня спешно засыпали песком, торопясь поспеть к
приезду важных гостей.
В холле слышался чей-то истошный визг. Сигизмунд подвел спутницу
к приоткрытому окну, чтобы послушать. Оказалось, это вопит графиня,
требуя что-то срочно сделать в ее покоях.
Почтительный сын отвечал ей, дескать, с минуты на минуту приедет
невеста, и лучше бы маменька оценила его жертву и перестала
действовать на нервы.
В ответ графиня запустила в любящего сына медной вазой и
разодрала в клочья носовой платок из тонкого батиста.
Разговор любящих родственников завершился взаимными проклятиями,
разрушающими тишину старого дома.
Инира возблагодарила Светлых за то, что графиня вопила
достаточно далеко от входной двери: звук резал уши даже на
расстоянии.
Повидав несостоявшуюся свекровь, она решила посмотреть на
купеческую дочку, для которой отец купил титул за миллион. Высказав
идею Сигу, она нашла в его лице поддержку. Метатель ножей был рад,
что девушка не воет от горя и вообще неожиданно отыскала в
происходящем что-то забавное и смешное.
Поразмыслив, парочка взобралась на присыпанные снегом башенки,
украшающие крыльцо, и затаилась в глубоких нишах. Вскоре от ворот
прибежал мальчишка в слишком просторном тулупе и закричал,
размахивая желтой тряпицей:
- Едут, едут!
Тотчас изо всех дверей громко переговариваясь повалили слуги.
Женщины нетерпеливо поглядывали на подъездную аллею, а мужчины
хмуро оглядывались на теплую кухню – колючий ветер раздувал
потертые кафтаны и даже в овчинных жилетах было зябко.