Хорошо знакомая проводнику тропа вилась вначале между, казалось, бесконечными плодовыми деревьями, а затем, по мере увеличения наклона местности, пошла уже лесом. Но не таким густым, как в средней полосе России, и без привычных елей, сосен, берез и дубов. Что и говорить – чужая сторона. Да и щебет птиц был не тот. Но особо выделялось пение канареек, желтыми шариками перелетавших с ветки на ветку. И хотя они уже давно были завезены в Европу и одомашнены для услаждения слуха привередливых хозяев, их количество в естественной среде обитания приятно удивляло.
Слева уже стали заметно возвышаться горы, увеличиваясь в размерах по мере продвижения экспедиции, а Тенерифский пик, бывший все еще впереди, угрожающе занимал уже большую часть неба. А тропа тем временем становилась все круче и круче.
Наконец по команде Григория Ивановича у ручейка с девственно-чистой водой был сделан привал, так как стало припекать, да и лошади заметно притомились. И теперь они, разнузданные, мирно паслись, поедая траву, гораздо более сочную, чем в долине. Андрюша с наслаждением улегся в тени большого дерева, пока матросы готовили нехитрую еду, а Григорий Иванович тем временем неутомимо рыскал по окрестностям стоянки, присматриваясь к растительности и с нескрываемым интересом рассматривая каких-то букашек в лупу, с которой так и не расставался. «Натуралист, он и есть натуралист», – снисходительно рассудил Андрюша сквозь набежавшую дрему.
Слегка подкрепившись, путешественники обмыли лица прохладной горной водой, наполнили ею фляжки и, оседлав лошадей, двинулись дальше. Через некоторое время, как-то сразу, лес кончился, и они выехали на прекрасные альпийские луга. Здесь дул слабый живительный ветерок, и, несмотря на то что солнце было почти над головой, было не так нестерпимо жарко.
Григорий Иванович то и дело соскакивал с лошади, собирая какие-то листочки-цветочки для гербария. На его обычно спокойном лице теперь уже блестели глаза азартного охотника. Еще бы! Здесь, в каких-то пятистах верстах от Северного тропика, оказаться в зоне растительности, характерной для не таких уж и высокогорных районов Средней Европы. Душа ученого чуть ли не пела от радости.
Когда же они подъехали к границе альпийских лугов и перед ними теперь высились только каменные громады, проводник неожиданно наотрез отказался ехать дальше. И не столько потому, что не знал далее тропы, сколько из-за табу для гуанчей подниматься к вершине этой горы, так как они оттуда живыми уже не вернутся. И Григорий Иванович с Андрюшей поняли, что переубедить его в своем решении невозможно. Матросы же, стоя в сторонке и слыша перебранку господ с проводником, только суеверно и истово крестились. Что же еще за напасть такая…