Еще афонские монахи говорят о муке жить на свете без святости. В этом мире, во времена тусклые, сияют одни лишь редкие не оставленные Богом места, святыни, забытые людьми, животворные источники, которым единственное что остается – это хранить тайну возможного спасения.
Да и сама Гора Афонская, добавляют монахи, – место многих и тяжких искушений. Не обманывай себя, даже и здесь течет не только чистая вода благодати. Но здесь – монастыри и мощи святых! Смотри и запоминай все, что здесь увидишь, но надейся только на любовь Христову.
И вижу:
Прозрачные, почти невесомые строения, освещенные первым утренним солнцем; башни, наперегонки с кипарисами тянущиеся к небу; веселые купола и крыши; подернутые дымкой, вырастающие из моря горы; лестницы и длинные переходы, в их лабиринтах исчезают еле слышные шаги; свет, мерцающий в сгущенном воздухе; синеватый ладан и трепет свеч, иконы и хоругви в торжественных процессиях: пурпур и золото, разлившиеся по полям; удлиненные черные фигуры – глаза опущены – поднимающиеся по косогору; плаха и разбросанные по мостовой камилавки; башни и монахи в вихре пламени, каменные ступени в лунном свете; выбеленные временем кости, собранные в общей гробнице; белоснежные простыни, бьющиеся на ветру; овальные подносы, перегруженные лакомствами, возвращаемые почти нетронутыми; кисловатый запах старого кирпича; волны пения и шепот молитв, шум крыльев, журчание вина; покосившиеся кельи и их жители, которые, вместе с ветхими стенами и своей полузабытой религией, осыпаются, уходят во тьму средневековья и выплывают из нее, под глухой звон колоколов, среди благоухания мерцающих лампад. Афон не на небе и не на земле – вертоград Пресвятой Богородицы.
Деревянное и железное било
Высокий резной иконостас в мерцании света и позолоты. Громадное паникадило над головой, темно-медового цвета. Тяжелые эти паникадила с сотнями незажженных свечей рядами теснятся в пространстве храма. Из серебряных и золотых риз выступают лики Христа, Богородицы и святых. Погруженные в полумрак, они придают глубину игре света, который падает на позолоту сквозь приоткрытые двери и далекие окна в куполе церкви. Алтарь таинственно мерцает темно-пурпурными красками. Свет льется одновременно отовсюду и ниоткуда. Теплый вертеп, прибежище, предусмотренное где-то на небесах: укрытое так, чтобы слабые человеческие глаза защитить от невыносимого сияния Сущего Света, Отца и Создателя, – но и на достаточном расстоянии от пронзительного гама земной суеты. Пустого места почти нет, как будто нет вообще никакого «места», словно иконы, подсвечники и паникадила погружены не в пространство, а в тишину, заполнили собой тишину и сами заполнены ею.