Ясно, что в такой обстановке заниматься нельзя. Сколько раз я его звала в читалку! Все безрезультатно. А между тем у моих соучениц учатся братья на старших курсах, и учатся очень хорошо. И на каток, и в кино успевают сходить, и сестру навестить, принести ей что-нибудь вкусненького.
На старшего брата она тоже смотрела трезво:
А поэтому хочу пожелать всего хорошего. Твердо верю в твои силы и возможности.
А главное: побольше скромности и поменьше опьянений! Это делает человека не только умным (“большим”), но и приятным.
В конце июля 1936 года Миша зазывает Асю знакомиться с семьей и с Севастополем:
Ласочка! У нас с тобой будет здесь своя комната и хорошее дружеское окружение вокруг.
Будем играть в теннис и волейбол. Будем заниматься фотографией и стихами.
Я так одуреваю от всех щедростей Крыма, что прихожу домой, беру томик Маяковского и ору, и горланю его звенящие стихи. Помнишь
…Александр Сергеевич!
Африканец!
Она отвечает:
Мишук мой, мне кажется, что будет лучше, если у нас с тобой не будет отдельной комнаты. Я могу прекрасно устроиться с Адой, а у нас с тобой будет лучше мир – море, берега и скалы его, степи, небо, сухая трава, цветы, и мы себя будем лучше чувствовать. Подумай об этом, милый, я бы хотела, чтобы было так. Так будет веселей и лучше.
Миша:
В каком-то из недавних писем, переполненный самыми радостными чувствами, я, между прочим, написал тебе, что у нас будет с тобой своя комната. Ты пишешь сейчас, что этого не нужно, что ты “прекрасно устроишься с Адой”.
Я хочу, чтобы так было. Я не знаю причин, которые заставляют тебя хотеть иной обстановки. Это могут быть очень маленькие и очень несложные соображения излишней стыдливости. (Перед кем? За что, за какие некрасивые дела?) Их можно легко перешагнуть.
Но это могут быть и другие причины. Я никогда больше не буду говорить о них, но, если они есть, если тебя по-прежнему одолевают всякие сомнения – лучше не нужно никакого общения.
Осенью 1936 года Миша все настойчивее просит ее уйти из “Люкса”:
Эти слова – не упреки, ты вольна делать только то, что желаешь (и это очень хорошо, что ты только это и делаешь). Но я не могу смириться с такими ограниченными чувствами в отношении себя. Ты – вторая женщина в моей жизни, которую я действительно люблю, люблю со всей силой своей юности. Я готов отдать тебе все, что имею. Но я жаден – и я хочу не меньшего от моей любимой. Я готов смириться буквально со всем, но только не с тем, что меня недостаточно любят.