Мама долго смотрит на меня. Я вижу, как ее глаза заблестели из-за слез.
– Нет.
Это короткое слово, состоящее из трех жалких букв, нанесло мне такую боль, словно мне в спину воткнули сотню кинжалов. Я медленно разворачиваюсь и покорно направляюсь к зданию.
Самое страшное – это лишиться поддержки близких людей. Когда твои родные просто-напросто устают от тебя и сдают тебя вот в такие вот «центры ненужных людей», полагая, что люди в белых халатах, с наигранным сочувствием помогут тебе.
Несколько минут мы проводим в кабинете Роуз. Пока мама подписывает какие-то бумаги, я сижу, устремив свой взгляд в неопределенную точку. В голове пустота. Мне не хочется ни о чем думать, ощущаю лишь где-то в глубине себя нарастающую боль, искры которой вот-вот превратятся в настоящий пожар.
Мама подходит ко мне.
– Мой рейс через три часа, нужно выдвигаться. – Мама смотрит на меня, улыбаясь, и говорит таким тоном, будто бы сейчас ничего не произошло и она меня не запихнула насильно в центр убогих людей.
– Удачной дороги, – с полным безразличием отвечаю я ей, не подымая глаз.
– Ну… может, обнимемся?
Меня начинает раздражать этот наигранный веселый тон. Я крепко сжимаю подлокотники своего кресла и на этот раз уже ничего ей не отвечаю.
Мама осторожно дотрагивается до моих плеч, как бы мне обидно и горько ни было, я стараюсь запомнить тепло ее нежных рук, ведь теперь уже неизвестно, когда мы встретимся. И встретимся ли вообще. Мама тяжело вздыхает и покидает кабинет. Мне так хочется ринуться за ней, догнать и обнять ее настолько крепко, насколько я смогу себе это позволить, но я останавливаю себя. Раньше сознание боролось с телом, теперь тело борется с упрямым сознанием.
– Я уверена, тебе понравится в нашем центре, – говорит Роуз.
В кабинет заходит полноватая чернокожая женщина.
– Знакомься, это Фелис. Она дежурная в твоем блоке, если тебе что-то понадобится, ты всегда можешь обратиться к ней.
Фелис своими мощными руками выкатывает мое кресло из кабинета и везет к лифту.
– Сколько тебе лет? – спрашивает она.
У нее довольно грубый голос и какой-то нелепый акцент. Я молчу, совершенно не хочется вести сейчас с кем-то беседы.
– Ох, сколько у меня было таких же молчунов, как ты. Меня уже ничем не удивить.
Заходим в лифт и через несколько секунд оказываемся на седьмом этаже. Едем по длинному коридору, тишина смешивается со скрипом колес моего кресла и тяжелыми шагами Фелис.