Неожиданно словила себя на мысли, что его брату я так не говорила, когда тот меня лапал у дверей кабинета. Даже наоборот, хотела чтобы он продолжил. Странно все это. Тряхнула головой и вновь посмотрела на младшего брата. Сейчас его лицо казалось задумчивым. Он уже отошел от входа, но не в коридор, как я предполагала, а внутрь прачечной.
- Извини. Просто Машка и Полинка не против были.
Выхожу из-за двери с округлившимся глазами.
- Так ты и их щупал?
И, думаю, не только щупал. Мужчина отступает еще на шаг, при этом почесывая ключицу.
- Ну, как тебе сказать.. В общем, там ничего серьезного, так флиртуем время от времени. И мне не скучно, и им какая-то развлекуха.
Хочется ржать во весь голос. Не могу понять, то ли он наивный такой, то ли реально думает, что такие приставания в порядке вещей. Да и черт с ним, уже не боюсь. Мальчишка понял, что я сложная добыча и сейчас держался на расстоянии. Но не уходил. Сопел мне в спину, пока я доставала белье и складывала его в аккуратные кучки. Набралось две огромных корзины, нелегкие, сама бы я их волоком тащила, но у меня же здесь помощник есть.
- Хочешь, чтобы я тебя извинила?
Оборачиваюсь, смотрю парню в глазах, вроде искренне сожалеет.
- Хочу. Я не люблю, когда на меня женщины дуются.
- Ну вот и отлично. Тогда бери корзины и за мной.
Тот ухмыльнулся, но ничего не ответил на мою наглую просьбу. Послушно схватил мягкие корзины и закинул себе на плечи.
- Хороший мальчик, - как можно слаще говорю я, - Вперед!
Пока шла по коридору до гладильной, чуть не поперхнулась от смеха. Да, странную картину мы, наверно, представляли. Огромный мужик с корзинами для белья и я, в форме служанки, в полу припрыжку, идущая за ним и командуя на поворотах. Похоже Мурата эта ситуация тоже позабавила. Он пару раз оборачивался и корчил мне рожи.
Два поворота прошли удачно, никого не было, а вот на третьем не повезло. Наша веселая компашка лоб в лоб столкнулась с мрачноватого вида хозяином. И тут я сильно пожалела, что служанкам запрещено носить с собой телефон, иначе не побоялась бы, обязательно сфотографировала его лицо. Выражение лица Аслана Зауровича по степени эпичности тянула минимум на Пулитцеровскую премию.