
Дальше - все как в тумане…
Раз! Ошметки белых хлопчатобумажных трусов - надетых Натахой для
чисто внешнего отыгрыша «невинности» - унесло куда-то в угол…
Два! Колени ее развело с такой быстротой и решимостью, что
казалось, сделали они это сами, и только для того, чтобы никогда
больше не встречаться друг с другом…
Три! А вот мелькнули и мои собственные джинсы…
Я ворвался в нее с такой силой, что даже сквозь кляп можно было
разобрать испуганный полуписк – полувскрик дебютантки. Но он тут же
сменил тональность, стоило мне начать "таранить" ее с частотой и
мощью отбойного молота. Если б я был способен в этот момент к хоть
сколько-нибудь осмысленным действиям, и сумел заставить себя
заглянуть в широко распахнутые глаза жены, то рассмотрел бы в них
бесконечное удивление и – немного, наверное, даже – ужас.
Пораженная моим страстным напором, сейчас Наталья мечтала только
об одном: все-таки пережить разыгравшуюся семейную бурю. Хотя,
где-то в глубине души, она уже немного жалела о том, что ничего
подобного в ее жизни больше никогда не повторится…
* * *
Уж так получилось, что бури в средней полосе идут обычно
недолго, а потому каждый знает - чем громче за окном
шумит-грохочет, тем быстрее все это прекратится. Чай не тропики!
Так что все мое умопомрачение продолжалось, вряд ли дольше
трех-четырех минут. Ну, может быть – пять…
От сильных, а под конец – еще и несколько беспорядочных толчков
- прикованную Наталью очень причудливо распластало. Плечи ее, как и
вся верхняя часть тела были закреплены возле стены, а потому –
вынужденно изогнулись - упершись в изголовье. Но у тела ниже пояса
свободы было куда больше, а потому оно «продолжало смотреть» в мою
сторону. Из-за этого, в некоторые моменты со стороны могло бы даже
показаться, что симпатичную женщину зверски пытают, но сторонних
наблюдателей в спальне сейчас не было, а нам самим было сильно не
до наблюдений.
Когда сумасшедшая вспышка прекратилась, и обессиленные, мы
рухнули прямо там, где мгновение назад бились «не на жизнь». И в
этот момент нам по-прежнему было не до всей этой надуманной
эстетики.
Только еще минут через пять я вдруг осознал, что приятнее всего
для меня сейчас сама возможность свободно дышать, и очень испугался
за жену. Быстренько отстегнул сначала ее «намордник», а потом и оба
наручника, и та оказалась способна лишь благодарно привалилась ко
мне, наконец-то свободно и глубоко задышав.